С практической точки зрения Суссекс был идеальным местом для жизни на покое. Он находился недалеко от Лондона, так что при желании Холмс легко мог добраться на поезде до вокзала Виктория, а оттуда – до Альберт-Холла, Ковент-Гардена или Сент-Джеймс-Холла, чтобы посетить концерт или оперный спектакль. Правда, в опубликованных рассказах об этом не упоминается. Однако он, конечно, захватил свою скрипку и граммофон с пластинками, так что мог наслаждаться, слушая музыку и музицируя сам.
Суссекс – графство с длинной береговой линией, с юга омываемой Ла-Маншем, где в прошлом возникли рыболовецкие порты, например Гастингс, а позже – популярные морские курорты, такие как Брайтон и Истборн. Но, несмотря на существование этих курортов, Суссекс по-прежнему остается сельскохозяйственным графством. В основном там занимаются овцеводством и земледелием. Во времена Холмса Суссекс был еще более сельским районом, и некоторые места там оставались девственными. Это видно, например, в рассказе «Вампир в Суссексе», где дом Фергюсона расположен в уединенном месте и к нему ведет длинная извилистая тропинка.
Дом, который купил Холмс, покинув Лондон, тоже находился в таком диком уголке Суссекса. Хотя оттуда было недалеко до Льюиса, живописного городка в восточном Суссексе, с историческими зданиями и крутыми узкими улочками, его дом стоял обособленно. Он находился на южном склоне Сауз-Даунса – гряды меловых утесов, которые тянутся от границ Хемпшира до мыса Бичи-Хед. Оттуда открывался вид на море и было рукой подать до пляжа, на который можно было спуститься по крутой тропинке. Место было великолепное.
Хотя некоторые исследователи шерлокианы делали попытки найти этот дом, его точное местоположение, вероятно, никогда не будет установлено. Холмс ценил свое уединение и так же, как Уотсон, изменивший некоторые детали, чтобы нельзя было вычислить номер 221b по Бейкер-стрит, намеренно включил неверную информацию в описание местности, чтобы сбить со следа туристов. Название ближайшей деревни, Фулворт, вымышленное – ее не существует. Мало что известно и о внешнем виде дома. И Холмс, и Уотсон по-разному его описывают – то как дом, то как виллу или ферму. Однако поскольку часто употребляется определение «маленький», можно предположить, что это было скромное здание с участком земли – изначально небольшая ферма.
Холмс был там счастлив. Он говорит, что «целиком погрузился в мир и тишину природы, о которых так мечтал в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне». Он с явным удовольствием описывает «холмы, заросшие душистым чабрецом», и длинный пляж с галькой, простиравшийся на несколько миль. По всей его длине были лагуны, после каждого прилива наполнявшиеся морской водой хрустальной чистоты. Они служили удобным местом купания для Холмса и других жителей этих мест.
Как мы видели, эта любовь к природе возникла до Великой паузы, когда Холмс, устав от Лондона и вечной перегрузки, обращался к созерцанию природы, утешаясь и отдыхая душой. Когда он удалился от дел, смена обстановки повлияла на него благотворно. Симптомы стресса, отметившего его последние месяцы на Бейкер-стрит, постепенно исчезли, и он стал более общительным и спокойным. Его образ жизни был простым и здоровым. Холмс совершал прогулки, плавал каждое утро, читал. А еще разводил пчел – этот новый интерес уже упоминался в первой главе в связи с его детством и отношениями с матерью. Правда, сам Холмс не сознавал символического значения пчелиной матки.
Однако он сознавал другую параллель. Улей с его «маленькими рабочими бригадами» напоминал ему о преступном мире Лондона. Судя по этому необычному сравнению, глубокая пропасть отделяла нового Холмса от прежнего частного детектива-консультанта. Он больше не был эмоционально и профессионально связан с преступным миром и теперь мог взглянуть на него со стороны.
Высказывание Уотсона о пчеловодстве, процитированное в эпиграфе к этой главе, наводит на мысль, что это занятие Холмса не ограничивалось несколькими ульями для собственных нужд. Возможно, у него было небольшое коммерческое предприятие, и он продавал мед местным владельцам магазинов и жителям. Благодаря чабрецу, который рос на холмах, у этого меда был особый приятный привкус.
Литературный труд по-прежнему входил в число интересов Холмса. В деревне он написал «Практическое руководство по разведению пчел, а также некоторые наблюдения над отделением пчелиной матки». Холмс описывает его как «плоды моих досугов». Он явно гордится этим плодом «ночных раздумий, дней, наполненных трудами». Когда у него наконец появляется возможность показать эту книгу Уотсону, он заявляет: «Я это совершил один»[71]. Несомненно, это лукавый намек на то, что значительная часть его жизни записана не им самим, а его старым другом и биографом. Это был маленький томик в синем переплете, название было вытиснено на обложке золотыми буквами. К несчастью, не сохранилось ни одного экземпляра этой книги. Очевидно, у Холмса не нашлось времени для другой книги, которую он собирался написать, – руководства по раскрытию преступлений, упоминавшегося в четырнадцатой главе. Возможно, удалившись от дел, он больше не желал вспоминать о жизни, которую оставил позади.
Его время заполняли и другие интересы и хобби. Холмс по-прежнему был «всеядным читателем», как он называл себя. Он захватил с собой свои книги с Бейкер-стрит, а также, наверно, картотеку с газетными вырезками и составленные им энциклопедические справочники, а также записи сотен дел, которые он расследовал за двадцать три года своей деятельности в Лондоне. Было так много томов, что некоторые пришлось хранить на чердаке, который, по словам Холмса, был «завален книгами». Те же, которые постоянно нужны были для справок, конечно, стояли на полках в комнатах. Он также упоминает о бюро – скорее всего, том самом, которое стояло в гостиной на Бейкер-стрит, 221b и которое он захватил с собой при переезде. Остальную мебель Холмс купил специально для дома в Суссексе, так как меблировка его прежней квартиры принадлежала миссис Хадсон. Наверно, его дом был обставлен очень просто и там было только самое необходимое.
Другим новым интересом была фотография. Вероятно, он в достаточной степени овладел этим искусством, так как при расследовании дела о «Львиной гриве», в июле 1907 года, сделал увеличенную фотографию ран на спине Фицроя Макферсона – жертвы таинственного нападения, закончившегося гибелью. Холмс очень проявил и увеличил эту фотографию. Он обладал необходимыми знаниями по химии, а оборудование фотографы-любители могли легко приобрести. Наверно, он устроил у себя в доме темную комнату для занятий фотографией. Фотография заменила интерес к химическим опытам, так как нигде не упоминается, чтобы он занимался химией на покое.
Холмс посвящал свое время не только этим занятиям, но и общению со знакомыми. Хотя он говорит, что «добряк Уотсон почти совершенно исчез с моего горизонта», старый друг иногда приезжал к нему на уик-энд. По-видимому, он навещал Холмса один, так как нигде не сказано, что жена сопровождала его в этих поездках. Были и другие друзья и знакомые, которым он наносил визиты и которые заглядывали к Холмсу, – особенно Гарольд Стэкхерст, владелец частной школы, находившейся в полумиле от дома Холмса. Там обучалось около двадцати учеников, которых готовили к поступлению в высшие учебные заведения.