Итак, Лакост сошел со сцены, теперь выход Важной Шишки.
Александр Дорфман взял бразды правления в собственные руки. В силу возложенной на него ответственности.
Переходим в высшую лигу.
Вступительная часть была поручена полупрофессионалам, теперь дело за экспертами.
От Лакоста к Дорфману – и сразу чувствуется смена метода. Первый обещал устроить на работу, что не грозит особыми последствиями. Второй нанимает Фонтана, который посылает ко мне Болта и Бебету в качестве коммандос. Дорфман наверняка сказал: «Детали меня не интересуют». Как говорится, у этого человека чистые руки, только вот рук у него нет[25]. Впрочем, Фонтана наверняка был доволен: подобный расчет на конфиденциальность позволил ему утроить собственный гонорар и улаживать дело на свой манер. А общее представление об этом «манере» он мне уже дал.
Фонтана спокойно ждет, пока я не завершу свои размышления и не сложу в уме весь пазл. Организуя ложный захват заложников для «Эксиаль», он выступал в придуманной роли. А явившись сюда свести со мной счеты, он наконец в родной стихии. Это заметно. Он прекрасно себя чувствует и похож на спортсмена, который счастлив вновь выйти на гаревую дорожку после досадного растяжения связок.
Получил ли я его «сообщение»? Ну еще бы!
Я сглатываю слюну и молчаливо соглашаюсь.
В любом случае мне и слова не удалось бы выдавить. Едва я увидел его здесь, как мгновенно вспомнил и свой гнев, и «Эксиаль», и Бертрана Лакоста, и все, что привело меня в тюрьму. У меня и сейчас перед глазами Фонтана, когда он прыгнул на меня со сжатыми зубами. Если б еще тогда он мог убить меня, он бы это сделал. Потом он ползет к окну с окровавленной ногой. В комнате для свиданий снова запахло порохом, в пальцах я ощутил холод и тяжесть оружия, из которого стреляю по окнам. Хотел бы я и сейчас держать его, это оружие, обеими руками, прицелиться и всадить пару пуль в голову этому Фонтана. Но он пришел не для того, чтобы пасть жертвой моей ярости. Он пришел отобрать ту малость, что у меня осталась.
– Малость? – переспрашивает он. – Надеюсь, вы шутите!
Вот и добрались.
Я не шевелюсь.
– Мы еще об этом поговорим, но сначала примите мои поздравления, господин Деламбр. Очень приличная работа. Правда, просто отлично. Я и сам повелся, а это немало значит…
На его лице отражается восхищение. Губы у него по-прежнему сжаты, глаза не отрываются от моих. На подсознательном уровне он излучает одно сообщение за другим, и я воспринимаю их все до единого. И все они вертятся вокруг простой мысли: «Я размажу тебя, как кусок дерьма».
– Начинающий наблюдатель сказал бы, что дело было хорошо подготовлено, но я думаю – как раз наоборот. Иначе вы бы здесь не оказались… Вы человек реактивный, а не стратег. Вы импровизируете. А этого допускать нельзя, господин Деламбр. – Он поднимает вверх указательный палец. – Никогда.
Я бы охотно заметил, что его замечательная подготовка не помешала организованному им захвату заложников обернуться полным крахом. Но вся моя энергия, напротив, сосредоточена на том, чтобы ничего не выказывать, обратиться в камень. Сердце колотится со скоростью сто тридцать ударов в минуту. Я ненавижу его не меньше, чем боюсь. Он способен подослать мне убийц даже в камеру. Даже ночью.
– Впрочем, – продолжает он, – для импровизации, должен признать, все прошло неплохо. Мне понадобилось время, чтобы понять. И конечно же, когда я понял, было уже слишком поздно. Ну, насчет поздно… Мы сумеем наверстать упущенное, господин Деламбр, я уверен.
У меня не дрогнул ни мускул. Дышать животом. Ни одного движения, не выдать никакого волнения. Я из камня.
– Мсье Гено подвергся допросу первым. Тут, я думаю, вам повезло. Потому что, вопреки видимости, – он небрежно обводит рукой окружающую нас обстановку, – вам везло, господин Деламбр. Я хочу сказать, до сегодняшнего дня.
Я сглатываю слюну.
– Если бы мсье Гено был допрошен позже, – продолжает Фонтана, – ваш план тоже мог бы сработать, вот только вы сами… не думаю, чтобы вы перешли к действию. Вы бы более тщательно оценили риски. И в конце концов, вы бы не посмели. Но тут… само в руки шло… Это было сильнее вас. Вы не устояли перед искушением. Вы помните, как он боялся, этот господин Гено?
Жан-Марк Гено, с его косыми бегающими глазами. Я так и вижу, как он напрягается, когда молодой араб начинает задавать вопросы. А рядом со мной эта лакостовская тетеря, которая…
Фонтана отлично все разглядел.
– Допрос мсье Гено проходит плохо. Вы чувствуете, что мадемуазель Риве не на высоте, вопросы она задает неумелые и неточные, она в растерянности, ей не удается овладеть ситуацией, вследствие чего мсье Гено, естественно, начинает что-то подозревать, он вертит головой направо-налево, еще не уловив, в чем тут подвох, но и это не за горами, чувствуется, что вот-вот полыхнет…
Я снова вижу, как придвигаю к себе микрофон. И несколько минут спустя раздетого Жан-Марка Гено, в его женском красном белье с кружавчиками… Он стоит и рыдает. Потом кидается к оружию, дуло которого вставляет в рот.
– Он в полном отчаянии, этот человек. На самом деле вы недостаточно хорошо просчитываете, но должен признать за вами редкую интуицию.
Фонтана в восхищении. И надеется, что ледяное лицо, которое он видит напротив, рано или поздно расколется. Нужно только испробовать все.
– Вы его сразили. Он готов продать свою компанию, спустить ее по дешевке, готов сдать все: банковские секреты, тайные контракты, черные кассы… Именно этого вы и ждали.
Да, именно этого я и ждал, хотя не надеялся, что произойдет это так скоро. И что именно этот человек, на которого я и рассчитывал, подвергнется допросу первым – такого везения я тоже не ждал.
Он садится за письменный стол, на который ему указал шеф коммандос.
Подключает свой смартфон к ноутбуку и выходит в интранет «Эксиаль-Европы».
Щелкает мышкой один раз, второй. Открывает финансовый раздел.
Я выжидаю несколько мгновений, внимательно приглядываюсь.
Он вводит свои личные коды, первый, второй.
Что я подстерегаю, так это типичное движение, то, которое делают, когда коды уже прошли. Когда путь свободен и можно приняться за работу. Едва заметный рефлекс расслабления, который отражается в руках, плечах.
– Тогда вы встаете. И говорите: «Сволочь». Я постоянно задаюсь вопросом: скажите, это было «сволочь» или «сволочи»?
Я не шевелюсь.
Фонтана какую-то секунду вглядывается в меня.