И был совершенно прав.
Убедившись в том, что Стирр не спустит глаз с Фрэнсиса, Китти отправилась к Эдгару. Она вошла в комнату без стука и резко захлопнула за собой дверь. Эдгар как раз снимал с себя рубашку и продолжил это занятие, как будто находился в комнате один. Ни говоря ни слова, ничем не давая понять, что замечает ее присутствие, он опустил рубашку в ведро с мыльной водой. Так же молча он вытащил другую рубашку и расправил ее на лежавшей на столе каменной плите. На ведре с горячими угольями грелись два тяжелых чугунных утюга, а рядом стоял большой таз с холодной водой. Китти никогда не могла понять, каким образом ему удается убеждать содержателей гостиниц разрешать ему такие пожароопасные штучки.
Он стоял, голый до пояса, но, в своей обычной манере, держался так, будто был полностью одет. Потом он занялся рубахой, которую держал в руках. Расстелив ее на камне, он взял один из утюгов, гревшихся на ведре с углями, и лишь потом, не глядя на Китти, спросил:
— Тебе что-то нужно?
За все годы, на протяжении которых они были вместе или порознь, она не слышала от него такого небрежного, чуть ли не презрительного тона, и сейчас испугалась.
— Прощения? — вопросительно произнесла она.
Эдгар оторвал взгляд от рубашки, которую старательно гладил.
— За что? За то, что скрывала что-то от меня? За то, что рвалась на улицу, когда падала с ног от усталости после магии?
Она уставилась на него, скрестив руки на груди.
— Ладно. Пожалуй, я соглашусь, что вела себя немного опрометчиво.
Он расправил рубашку и провел по ней раскаленным утюгом.
— И все? Ты месяцами сторонишься меня и тем не менее считаешь, что я должен удовлетвориться тем, что ты признаешься в опрометчивости?
В первый момент ей захотелось повернуться и уйти, но спокойствие, которое влил в нее Гаруда, все же взяло верх.
— Да. Нет. Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.
— Нет, знаешь, — возразил он.
— Я не пойду с Джеком этой ночью, — тихо сказала она.
— Это только начало. — Он несколько раз провел по рубашке утюгом и лишь после этого заговорил вновь: — Хотелось бы узнать, когда ты будешь готова поговорить обо всем остальном. Кит, я устал от всего этого, так что если ты пришла не для того, чтобы внести ясность, то… дверь у тебя за спиной. — Он для убедительности взмахнул утюгом.
Китти отвернулась, чувствуя себя едва ли лучше, чем в тот момент, когда вошла в комнату, но остановилась, еще не успев открыть дверь. Это же абсурд, и она сама погрязла в абсурде. Она резко повернулась на месте и шагнула к Эдгару.
— Возможно, я слишком близко приняла к сердцу твою смерть в прошлом году. Я просто… — Она почувствовала, что к глазам подступили слезы, и поспешно заморгала, чтобы не позволить им пролиться. — Ты был мертв, а я не могла думать ни о чем, кроме того, что мне придется вечно жить без тебя. Эдгар, я знаю, ты не поверишь, но я это знаю: я никогда не умру совсем. Я не могла отделаться от мысли, что мне придется остаться здесь без тебя, придется вечно быть несчастной.
Эдгар поднял утюг и опустил его в таз с холодной водой. Раздалось шипение, взвился пар.
— Значит, ты решила, что лучше будет, если мы оба станем несчастными?
Она промолчала; он взял второй утюг и опустил его рядом с первым. Она смотрела, как он плеснул воду на угли и поставил ведро, откуда повалил густой пар, в камин, где оно не причинило бы никакого вреда, даже опрокинувшись. Он все так же молчал и в своем непреклонном стиле ждал от нее ответа на свой вопрос. За прошедшие годы между ними произошло немало конфликтов, и она знала, что терпения у него значительно больше, чем у нее.
— Похоже, ты не хочешь посмотреть на это просто, — заметила она.
Эдгар покачал головой.
— Если бы меня влекла простота, я не влюбился бы в тебя, согласна? — Он снова указал на дверь. — Ты либо отвечай, либо уходи.
Китти отвернулась от него, шагнула к двери — и заперла ее. Потом снова повернулась к нему. В этот миг она заметила, что его лицо исказилось от боли — он, похоже, решил, что она уходит.
— Я подумала, что, если мы будем жить порознь, я перестану любить тебя и когда ты умрешь в следующий раз, то я не сломаюсь.
— Я тоже ломаюсь каждый раз, когда ты умираешь, — тихо сказал он.
Китти подошла к нему и положила обе ладони на его обнаженную грудь.
— Прости меня. Я решила, что смогу научиться жить отдельно от тебя, а потом перестану любить тебя, а потом… а потом, когда ты покинешь меня, мне будет не так больно.
— Ну и как получается? — Эдгар накрыл ее ладони своей.
— Никак не получается.
— То есть ты говоришь, что до сих пор любишь меня?
— Сам же знаешь, что люблю. И всегда любила. — Она взглянула ему в глаза и спросила: — Мы сможем вернуться к тому, что было раньше?
— Нет.
Вряд ли хоть когда-то за всю свою жизнь она была так сильно обескуражена. Почти все время, которое они прожили порознь, он пытался убедить ее вернуться к нему, а сейчас, когда она пришла к нему и сказала, что он был прав, Эдгар отвергал ее. Китти подалась назад, но он не выпустил ее рук.
Напротив, свободной рукой он обнял ее, а второй прижал чуть ниже талии.
На его лице медленно появилась та уверенная улыбка, с которой он ходил много лет, и он сказал:
— Я не хочу возвращаться к прежнему.
— Но…
— Кит, поклянись мне, — перебил он, — поклянись, что никогда больше меня не бросишь.
— Никогда, — прошептала она.
— И когда я в следующий раз попрошу тебя выйти за меня замуж, ты скажешь «да».
— Эдгар…
Китти осторожно начала высвобождаться из объятий и пятиться назад.
Поначалу Эдгар почти выпустил ее. Но потом снова притиснул к себе и приподнял.
— Говори! — потребовал он. — Я уже одиннадцать лет жду, когда же ты скажешь «да».
— Эдгар, я не гожусь в жены.
— Чушь собачья. — Он аккуратно поставил ее на пол. — Да, Кит, именно так. Я не собираюсь допустить, чтобы кто-нибудь из нас сломался окончательно, когда мы можем и должны быть вместе. Либо женитьба, либо ничего.
Она обхватила его обеими руками за шею.
— Ты не оставляешь мне выбора?
— Когда я попрошу тебя выйти за меня замуж, ты скажешь «да», — повторил Эдгар.
— Сомневаюсь, что здесь найдется подходящая церковь…
— Выходи за меня замуж. — Он почти касался ее губ своими, но, когда она попыталась поцеловать его, чтобы отвлечь его и прервать спор, отвернулся и нежно прошептал: — Кит, просто скажи «да».
