Дездемона поставила медвежонка перед собой и — сосредоточилась.
— Ну, слушай. Сначала надо внимательно посмотреть ему в глаза. Учись. — И она заморгала так, что ее ресницы игриво затрепетали.
— Это важно?
— Да.
— Почему?
— Потому что.
— Понятно.
— После этого ты ждешь, когда он сам сделает первый шаг. Тогда ты закрываешь глаза и приоткрываешь рот. Чуть-чуть. Вот так. — Она придвинула Берни к себе и поцеловала его с притворной страстью, одной рукой придерживая его набитую ватой или чем-то еще, плюшевую голову.
— Ну… м-м-м… а что ты делаешь сейчас? Ртом? — совершенно искренне полюбопытствовала я.
Оно оторвалась от Берни:
— Я повторяю все то, что делает он.
— Но он не может ничего делать.
Тогда Дездемона сунула язык под нижнюю губу и оттянула ее, наверное, чтобы собраться с мыслями:
— Я ведь при-тво-ря-юсь.
— Прости. А что ты делаешь языком?
— Ну, в разных случаях бывает по-разному. — Она снова заговорила серьезно, как и полагается учителю и наставнику.
— От чего это зависит?
— От того, что делает языком мальчик.
— А-а-а, понятно.
— Но одно ты должна делать всегда. — И она стала медленно двигать нижней челюстью из стороны в сторону. — И еще: первой заканчивать поцелуй тоже должна ты.
— Хорошо.
— Теперь твоя очередь.
Она придвинула медвежонка ко мне и усадила его на кровати:
— Эй, привет! — произнесла она, имитируя голос плюшевой игрушки.
Я рассмеялась. Что это сегодня с ней? Никогда ничего подобного с Дездемоной еще не происходило. Я вытянула губы и старательно повторила продемонстрированный только что метод правильного целования. Сначала взгляд. Потом ждем первого шага с его стороны. Закрываем глаза. Чуть-чуть приоткрываем рот. Следуем за движениями его губ. Ждем, когда он начнет шевелить языком. Передвигаем нижнюю челюсть из стороны в сторону. Поцелуй продолжается… Поцелуй завершен.
Но пока мои губы справлялись с мокрой мордочкой Берни, я поняла, что в реальной жизни все будет совершенно не так. И когда отодвинула от себя медвежонка, я даже заметила, что его единственный пластмассовый глаз смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Ну а если я произвела такое впечатление на бездушного плюшевого медведя в жутком костюмчике, то что же может произойти с бедным мальчиком, которому судьба (замаскированная под бутылочку) прикажет целоваться со мной? Наверное, он умрет прямо там же, на месте.
— Ну? — поинтересовалась моими впечатлениями Дездемона.
— Не знаю. А ты сама как считаешь?
— Гм-м… Не уверена. Трудно сказать. — Она приставила указательный палец к подбородку, что должно было означать одно: Дездемона серьезно задумалась. Вскоре ее лицо просветлело, совсем как в мультиках, когда над персонажем зажигается нарисованная лампочка и над головой появляется облачко, а в нем написаны какие-то умные слова.
— Мне все ясно!
— Что?
— Почему бы тебе не потренироваться на мне?
— Что?!
— Ну, представь себе, что я мальчик.
— Как это?
— Просто у тебя никогда ничего не получится, если ты будешь целоваться только с Берни.
Я скривилась:
— Но я не могу целоваться с тобой.
— Почему?
— Потому что… потому что… ты же девочка!
— Ну и что? Не обращай внимания. Я же хочу тебе помочь. Ну а если хочешь выставить себя дурочкой, то, конечно, я тоже мешать не стану.
— Но если мы будем целоваться, то станем лесбиянками.
— Не говори ерунду! Мы бы стали лесбиянками, если бы нам нравилось целоваться. Неужели не понятно?
— Не очень. Прости.
— Представь себе, что я мальчик. Закрой глаза, и тогда тебе будет легче.
— М-м-м…
— Вот и отлично. Делай все так, как я тебе…
— Нет. Ну, хорошо. Наверное… Наверное, я попробую.
Она улыбнулась и положила руки мне на плечи, точно так, как футбольный тренер, когда разговаривает с новичком:
— Теперь слушай. Я буду мальчиком, а поэтому ты должна поймать мой взгляд, а потом ждать, когда я сама сделаю первое движение.
Я в испуге оглядела комнату: все те же сентиментальные черно-белые картинки. Мужчины и дети. И все они таращатся на меня. Они как будто наблюдают за нами. Тогда я опустила глаза, и увидела на кровати еще одну страждущую аудиторию, состоящую из плюшевых собачек.
— Не знаю, смогу ли я.
— Конечно, сможешь. Просто закрой глаза.
— Я…
И прежде чем я успела что-то сказать, я почувствовала прикосновение ее губ. И на этом мои воспоминания обрываются. Про сам поцелуй я ничего не помню. И то, как мы обнимались, тоже. Могу только вообразить, что это было ужасно, но точно теперь сказать ничего не могу. Иногда мне даже кажется, что ничего подобного в моей жизни не происходило. Но это было. И теперь я точно в этом уверена.
Правда, я не помню, что при этом чувствовала, или как долго продолжалось все это. Зато я хорошо помню, как все закончилось.
Снизу, с первого этажа, раздался голос ее матери:
— Девочки, чай готов. Спускайтесь!
Вот и все. Обучение закончилось. Мы съели по куску пиццы, по порции жареного картофеля с салатом, и больше об этом случае не вспоминали. Никогда.
Глава 35
— Прости, но это же смехотворно.
У Джеки начинается приступ смеха. И я говорю «приступ» не просто так. Все ее тело содрогается от хохота, словно в конвульсиях. Ей приходится держаться за спинку стула, чтобы не грохнуться на пол.
Я стою рядом и жду, когда она успокоится, потом спрашиваю:
— Почему же?
Мне и в самом деле интересного, что можно найти комического в данной ситуации. Ну, когда ты вдруг обнаруживаешь, что твой бывший бой-френд изменил тебе с твоей старинной подружкой.
— Я представила твое лицо в тот момент, когда ты увидела их вдвоем. — Джеки начинает притворно таращить глаза и широко разевает рот, изображая смешную удивленную рожицу. Потом она еще долго смеется, хлопая себя ладонью по ноге.
— Ну, видишь ли, тогда мне было очень даже грустно.
— Конечно, — фыркает она. — Я тебе верю.
И тут я обращаю внимание на то, что Джеки сидит в одном халате. Я смотрю на часы. Половина пятого вечера. И хотя я знаю, что выходные она любит проводить дома, приглашая к себе кавалеров, мне почему-то сегодня это кажется странным и даже забавным.
