Я не сжимаю свою руку, потому что я не та женщина, к которой он обращается.
— О боже, Ева, я чувствую твою руку на своем плече. Пожалуйста, скажи мне, что ты в порядке! Пожалуйста! Я тебя люблю. Я не могу без тебя жить.
— Я не Ева! — пытаюсь закричать я, и от этого усилия на все мое тело снова обрушивается боль.
Темнота.
— Либби, Либби! — приводит меня в чувство голос Джека. — Все хорошо, все хорошо. Мы попали в аварию, но все будет хорошо. Наверное, надо попытаться выбраться, пока машина не взорвалась.
— Это случается только в кино, — говорю я, но, конечно же, он меня не слышит.
Я не издаю ни звуков, ни слов, которые можно услышать. Те слова, которые я пытаюсь произнести, оставляют след в воздухе, но они столь же бессмысленны, как знаки, написанные на воде.
— К нам уже едут на помощь. Ты будешь в порядке. Все будет хорошо.
Темнота.
— Либби, Либби, очнись!
Я открываю глаза и вижу незнакомого мужчину. Он сидит там, где минуту назад сидел Джек. Он одет в костюм пожарного. Я решаю, что его зовут Сэм.
— Ты меня слышишь? — спрашивает он.
— Да, — говорю я.
— Вот и хорошо. Меня зовут Билл. Я спасатель.
— Я люблю спасателей.
— Вот и отлично. Считай меня своим собственным личным спасателем.
— Хорошо, — говорю я.
— Мы пытаемся тебя отсюда вытащить, но с этим возникли сложности, потому что машина наклонена и прижата к столбу, что не позволяет нам воспользоваться резаком.
— Ладно. Не стоит обо мне беспокоиться. Не обращайте на меня внимания. Я пока немного посплю.
— Нет, Либби, не спи. Ты не должна спать.
— Почему? Чтобы меня не утащил Фредди Крюгер?
— Нет, Фредди Крюгера не существует.
— Какое разочарование! Ты только что все испортил. Пожалуйста, дай мне поспать.
— Нет. Расскажи мне о себе. Расскажи мне о своем муже.
— О Джеке? Когда я думаю о Джеке…
Темнота.
Я широко открываю глаза, чтобы снова не очутиться в ловушке. Я боюсь, что отключусь, совсем как тогда. Вот только рядом со мной нет никого, кто смог бы меня разбудить.
Дело не в том, что он назвал меня Евой. Находясь в шоковом состоянии, он плохо соображал, а кроме того, наверное, сильно испугался. Это я могу понять, и это меня практически не беспокоит. Что причиняет мне боль, так это его реакция, когда он понял, что я Либби. Он был обеспокоен и испуган, но я не услышала ни мольбы не умирать, ни признаний в любви, ни заверений в том, что он не может без меня жить. Он не был уверен в том, что я не умираю, но даже и не подумал произнести «Я тебя люблю».
Либби
Я иду к врачу, стараясь наклонять голову как можно ниже. У меня на голове кепка с длинными ушами и козырьком. Она скрывает мой шрам, а если я буду смотреть под ноги, то никто не увидит моего лица. Мне хочется идти как можно быстрее, но все равно получается очень медленно, потому что каждый шаг причиняет мне боль. Я не смогла воспользоваться такси. Я не знаю, как мне удалось сесть в машину, доставившую меня из больницы домой. Теперь от одной мысли о поездке куда бы то ни было на машине меня начинает тошнить.
Я знаю, что машины сами по себе не опасны. Опасность представляют люди, садящиеся за руль. Я знаю, что мне необходимо преодолеть свой страх и сесть в машину, потому что, чем дольше я это оттягиваю, тем труднее мне будет потом. Я знаю все эти логические и разумные доводы. Я беспрестанно их себе повторяю. И тем не менее я не могу этого сделать. Да и зачем, если у меня есть одна абсолютно здоровая и одна не очень здоровая нога, и эти ноги способны доставить меня куда угодно. В данном случае мне надо срочно попасть на прием к своему врачу. Мне повезло, потому что кто-то позвонил ему и сказал, что не сможет прийти, поэтому в графике приема пациентов образовалось окно. Обвевающий мою кожу воздух кажется мне странным. Он теплый, но прохладнее, чем, по моему мнению, должен быть. Каждый день я на несколько минут выхожу в сад, поэтому не совсем забыла, что такое свежий воздух, но здесь, на улице, я ощущаю его совершенно иначе. Он более свежий и прохладный, несмотря на выхлопные газы и окись углерода, ежесекундно выдыхаемую окружающими меня людьми. Мне приходилось проходить курс лечения кислородом, но этот воздух очищает мое тело куда лучше, чем поступающий в легкие через кислородную маску.
Я должна распахнуть все окна в доме и позволить потоку воздуха промчаться по всем комнатам, подхватывая и унося с собой пыль, паутину, духоту и, конечно же, Еву. Мы перекрасили стены, постелили новые ковры, купили новую мебель, даже перевезли туда часть моих вещей, но я чувствую, что она по-прежнему там, она не уходит, она цепляется за свой дом, за свою жизнь, за моего мужа.
Боль, которую я испытывала прежде, которая огненными обручами опоясывала мое тело, стискивает меня еще сильнее. Я испытала первый приступ, сидя в кухне на полу и думая о Джеке. Когда она нахлынула на меня, я чуть не отключилась. Я поползла к столу, на котором лежал мой телефон, и тут на меня обрушился новый удар. Сидя в дверном проеме, за мной настороженно наблюдал Бутч. Записавшись на прием к врачу, я почувствовала себя увереннее, но теперь боль снова вернулась.
Я останавливаюсь посередине тротуара, обхватываю руками живот и начинаю глубоко дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох.
— С вами все в порядке, милая? — раздается чей-то голос.
Меня начинает трясти от ужаса. Кто-то со мной заговорил! Уже целую неделю я не говорила ни с кем, кроме Джека, Грейс и Энджелы. Я опускаю голову еще ниже. На заговорившем со мной мужчине вылинявшие голубые джинсы и массивные рабочие ботинки. Я не знаю, во что еще он одет, так как не могу даже чуть-чуть приподнять голову из страха, что он увидит мое лицо.
— Да. Я просто иду к врачу, — удается выдавить мне.
— Это далеко? Может, вам помочь?
Я шарахаюсь в сторону.
— Нет, я в порядке. Все хорошо. Спасибо.
И мои ноги несут меня вперед, туда, где мне помогут, где заставят утихнуть эту ужасную боль.
— Чем я могу вам помочь? — спрашивает меня доктор Ласт.
— Мне нужны обезболивающие посильнее, — сообщаю я ей.
— Хорошо, — кивает она, оборачиваясь к монитору компьютера и быстро вводя мои данные. — Но вы уже на изрядной дозе кокодамола, — произносит она, прочитав появившуюся на мониторе информацию.
Возможно, компьютер прав. Возможно, доза действительно большая, но мне этого недостаточно. Этот препарат просто не работает.
— Он не работает, — говорю я. — Мне нужно что-то посильнее. Мне больно.
— Это постоянная боль? — спрашивает она.
