В зале ожидания собралось много народа, задерживались сразу несколько рейсов, вылетающих в Европу. Где-то там бушевал вулкан и пепел заволок все небо.
Константин Максимович Вербин сидел, прижимая к себе кейс, и смотрел на подвешенные к потолку мониторы. Шли новости. Звука из-за шума он не слышал, но ему и так все было понятно. В криминальной хронике показали его брата Николая, точнее, его труп, и трупы двух телохранителей. Теперь уже ни у кого не возникнет сомнений в его гибели. Ева оказалась умнее его. Она была права, сказав: «Нет трупа, нет убийства!» Теперь и труп появился. Молодец, дочка. Она претворила свою задумку в жизнь и сделала это блестяще. Потом показали труп самой Евы, застрелившейся у себя дома. Конечно, накрытая простыней женщина — не его дочь, но кто это сможет доказать? В любом случае, Евы Вербиной больше не существует, она превратилась в Татьяну Снежинскую, а он сменил только имя и еще подумывал о продолжении рода Вербиных. Теперь никто не может помешать осуществлению его планов.
Ошибка Константина заключалась в том, что у него с дочерью были разные планы. Они совпадали лишь до сегодняшнего дня, но наступил момент, когда их дорожки разошлись. Напрасно Вербин восхищался своей дочерью, в бочке меда нашлась ложка дегтя. Этой ложкой оказался один из братьев Карзаевых. Азиз достаточно быстро нашел Вербина в зале ожидания и уселся рядом.
— Привет, Коля. Ты думал, мы тебя не найдем?
Вербин не испугался.
— Уже прилетел.
— А я улетаю.
— Знаю. Улетишь, но не туда, куда собрался.
— Мансур и Казбек тебя зовут. Им скучно без тебя жариться на костре, иди за ними следом, шакал!
Что-то очень острое вонзилось под левое ребро Вербина, среагировать он не смог — обоюдоострый кинжал пронзил его сердце. Азиз встал и ушел. Никто ничего не заметил. Вербин как сидел, так и остался сидеть, глядя на подвесной монитор. Вот только глаза его уже ничего не видели.
ВокзалДевушка вошла в двухместное купе и на секунду задержалась у порога. На столике у окна стояло шампанское, хрустальные бокалы, цветы в вазе — ее любимые чайные розы. Горели витые свечи.
— Ты думаешь, я достойна такой встречи? — тихо спросила она.
— Конечно. Хотя бы потому, что ты пришла.
Таня села напротив Данилы и сняла дымчатые очки. Сейчас он увидит ее глаза и поймет, кто перед ним. Он смотрел в ее глаза и продолжал улыбаться.
— Может, мне уйти, пока не тронулся поезд?
— Нет. Я ждал именно тебя, Танюша. Ева меня предупредила, что ты можешь не прийти, но если придешь, то значит это судьба.
— Странная у меня сестренка. Знает обо мне больше, чем я сама о себе.
— Ты спасла ей жизнь, она отплатила тебе тем же. Вы можете узнать друг друга еще лучше. Ева приглашает нас к себе на Лазурный берег, говорит, что хочет увидеть не только нас, но и своего племянника или племянницу.
— Эту встречу можно считать помолвкой?
Данила достал из кармана коробочку и открыл ее.
На черном бархате лежало обручальное кольцо.
— Ты читаешь мои мысли, — сказал он и подвинул коробочку к ней ближе.
Таня растерялась. Сегодня днем она стреляла себе в сердце и, вероятно, умерла. Очнувшись, попала в другую жизнь, непонятную и непривычную.
Они смотрели друг на друга, и им не требовалось слов. Вошел проводник.
— Извините, вам просили передать.
Он протянул девушке книгу в твердом переплете. На обложке она прочла:
«Татьяна Снежинская.
«Дневник женщины, которой не было».
— Кто передал? — спросила Таня.
— Мужчина. Не запомнил его, неприметный какой-то.
Поезд тронулся. На перроне стоял Вадим в белом костюме, с красной гвоздикой в петлице. Поезд медленно покидал Москву, и фигура в белом растаяла в вокзальной дымке.
— Сон! — прошептали губы девушки.
Дикий глаз — альтернатива— Сон! — повторила она и проснулась.
Яркое солнце светило ей в глаза. Таня лениво поднялась со своей постели и увидела на тумбочке перед кроватью огромный букет чайных роз. Стрелки огромных напольных часов указывали на полдень. Муж дома, надо сделать ему кофе.
Таня встала, накинула легкий шелковый халатик и вышла в гостиную. Оказалось, супруг не посмел ее будить и сделал себе кофе сам. Он с жадностью читал ее последнюю рукопись. Таня присела на мягкий подлокотник кресла и, улыбнувшись, сказала:
— Жду вашей беспощадной критики, господин режиссер.
— Доброе утро, дорогая. Вещь любопытная, но требует правки. Мне не нравится название «Дикий глаз».
— Это объектив кинокамеры.
— Догадался. И я бы изменил конец. Читателю нужно что-то другое. Не знаю что, но…
— Успокойся, Данила, мне тоже не нравится конец, но менять я его не буду, иначе история превратится в сон.
Данила сделал глубокомысленное выражение лица.
— Сон? Жизнь и сон — страницы одной книги. Если читаешь ее внимательно, — это жизнь, а если будешь бегло пролистывать, — сон. В любом из вариантов твоя история не тянет на правду, но от тебя ее никто и не требует. Все твои романы всего лишь сказки. И все же я приму эту сказку за основу сценария.
