— Милая моя, ты похожа на полумертвого мышонка, которого кошка приволокла домой. Ей богу!
Пригладив растрепанные волосы, Лидия извиняющимся тоном сказала:
— Я совсем не спала.
— В отличие от меня. Я, похоже, проспала несколько лет. Совершенно буквально. Арманд заставлял меня принимать какие-то успокоительные пилюли — не знаю, что это было такое. Без этого, по его словам, мне нельзя было бы доверять. — Она глубоко вздохнула. — Теперь это не имеет значения. Я все рассказала полиции.
— Аврора, дорогая, а достаточно ли ты хорошо себя чувствуешь, чтобы разговаривать? Ведь дело было… совсем плохо, не правда ли?
— Похоже на то. Да, я хочу разговаривать. Говорю тебе, я несколько лет проспала. Но меня принудил к этому Арманд.
— Ты продолжаешь говорить об Арманде. Разве ты не называла его Жюлем?
— Иногда. Так его называли в семье. Его тетки. — Голос ее был преисполнен усталого разочарования. — Я была без ума от него. Так было с первого дня, когда я начала работать в его конторе, и если бы он велел мне отправиться на луну, я бы пулей туда полетела.
— Ты хочешь сказать, что помогла ему разделаться со старой дамой, Бландиной Пакстон?
— Да. Но я согласилась только сопровождать его, когда он повез ее за город. Я думала, она в самом деле его тетка. У него было несколько — таких, как эта. — Лицо у Авроры было заострившееся, несчастное. — Правда дошла до меня только после того, как я прочитала о неопознанном теле, найденном на побережье, и сложила два плюс два. Но я не могла пойти по этому поводу в полицию. Я слишком его любила. Я просто была так потрясена и испугана, что решила выйти замуж за Филипа, с которым только что познакомилась, и уехать куда-нибудь. Я хотела заставить себя забыть Арманда.
Ее охватила легкая дрожь.
— Но, понимаешь, не смогла. Он мне не позволял. Преследовал меня. Сначала я думала, он это делал потому, что любил меня. В прошлом он делал мне дорогие подарки и всегда говорил, что со временем мы поженимся. Когда он позвонил мне в тот раз, в дом Миллисент, он сказал, что мы уедем в Эдинбург и там поженимся. Поэтому, после того как я попрощалась с Филипом по ту сторону луга, я, как последняя дура, пошла и встретилась с Армандом. Он ждал со своим «ягуаром» прямо за углом. Я собиралась просто поговорить с ним, но он более или менее меня похитил — прямо там же, и без всякой подготовки. Он сказал, что не может допустить, чтобы я ходила куда вздумается и болтала — вдруг я скажу что-нибудь лишнее. Лучше пожениться, потому что жена не обязана давать показания против мужа в случае, если что-нибудь будет неладное. Я снова почувствовала себя как бы загипнотизированной им, вели только ты в состоянии это понять. И я в самом деле думаю, что все было бы в порядке, если бы я неосторожно не сказала ему, что Бландина Пакстон подарила мне тот фермуар из благодарности за то, что я была добра к ней. Добра! А я оставила этот подарок дома. И кроме того, я не сказала ему, что у Бландины объявилась сестра, потому что очень боялась, что он захватит и ее. С этой минуты все пошло не так. Сначала у нас не было времени, чтобы пожениться, а позднее он уже не хотел. Он был слишком занят. Начали вмешиваться вы, и на сцене снова появилась старая Клара Уилберфорс. Когда вы впервые пришли в контору, Арманд заставил бедного Джорджа Брауна изображать его. Бедняга Джордж и не подозревал, куда все это его заведет. — Аврора снова испустила невероятно усталый вздох. — После этого было уже поздно что-либо сделать, кроме как попытаться предостеречь Клару, а еще попробовать помешать им отравить ее.
— А они ее отравляли? — в ужасе спросила Лидия.
— Не знаю. Они говорят — нет. Она и так была больна. Но я очень боялась. По ночам я заменяла приготовленное ей на ночь питье. Я делала это тогда, когда не была слишком сонной и отупевшей, по большей же части я не имела ни малейшего представления о том, что вообще происходит. Арманд заставлял меня принимать те самые пилюли. Ты не представляешь, какой он, когда хочет быть обаятельным. Совершенно неотразим. Он обычно стоял рядом со мной, когда я звонила по телефону. — Она замолчала. По щеке скатилась слезинка. Она была бледной, потерянной, с лицом преждевременно состарившегося ребенка.
— Ну а потом? — спросила Лидия.
— Потом он услыхал о самоубийстве Джорджа, и дальше все было просто ужасно. Он понимал, что ему надо уехать из Англии, а сделать это можно было только по фальшивому паспорту. Ведь если Арманд Виллетт был мертв, не мог на самолет садиться Арманд Виллетт. Ясно? И вот он пошел на страшный риск и отправился в коттедж Джорджа. Это был конец. Я знала, что он собирается меня убить, и спустя какое-то время я, так же, как бедный старый Джордж, пришла к выводу, что умереть, пожалуй, — самый легкий выход. Поэтому я позволила ему дать мне пилюли. Ему даже не пришлось принуждать меня силой.
Лидия взяла ее за руку:
— Забудь об этом сейчас. Ты поправишься. Филип ждет…
Аврора широко раскрыла глаза:
— Филип?
— Знаешь, ведь это он тебя спас.
— Ты тоже. — Она снова улыбнулась, это была душераздирающая попытка слегка пошутить. — Бог ты мой, дорогая, ты в самом деле выглядишь ужасно. Пойди, пожалуйста, попудрись и намажь губы. Между прочим, этот славный сержант считает, что, выйдя отсюда, я смогу поехать домой. Как ты думаешь, Миллисент…
— Да она будет счастлива! — воскликнула Лидия. — Она ждет. Звонит каждые десять минут по телефону.
Аврора закрыла глаза.
— Я все начну сначала, — прошептала она. — В самом деле.
Вернувшись в квартиру Авроры, Лидия, как и обещала, немедленно позвонила Филипу.
— Она поправится, Филип. Она жутко несчастна, но все с ней будет в порядке. Завтра вы уже сможете ее увидеть.
— Хорошо, — коротко сказал Филип.
Воцарилось неловкое молчание. Никогда раньше в разговоре с ним Лидии не приходилось чувствовать, что у нее не хватает слов.
— Она хочет домой. Миллисент в восторге. Она будет ее всячески баловать, а Джефри будет дуться, — словом все будет как всегда. — Она подумала о сонной деревне, утопающей в тени деревьев, о томных лебедях на пруду, церковных колоколах и добавила, без видимой связи: — Даже каштаны все еще будут в цвету.
— Отлично, — сказал Филип. — Можно мне приехать?
— Сюда? Зачем?
— Я хочу вас видеть.
— О! У меня довольно страшный вид. И Аврора сказала мне об этом. Если вы ничего не имеете против…
— Я ничего не имею против, — ответил он и повесил трубку.
Лидия уселась перед зеркалом Авроры и наложил на щеки румяна, однако тут же стерла их — больно уж лицо стало красным. Она слишком устала, чтобы воспользоваться косметикой как полагается. Да и вообще, какое это имело значение? Через несколько дней к Авроре вернется ее сверкающая красота, и она, Лидия, станет просто младшей сестрой, не слишком заметной, даже не слишком остроумной или забавной, что могло бы компенсировать отсутствие у нее красоты.
