Калеб вяло похлопал.
– Ладно, ладно, браво. Вы сбежите из смирительной рубашки… Замечательно. Но пожалуйста, я вас умоляю… На карту поставлены человеческие жизни.
Бесс принялась что есть сил тянуть за веревку, и чародей медленно вознесся в воздух. Метрах в шести от пола он остановился, вися вниз головой в центре тюремного блока.
Подневольная публика свистела и топала ногами.
Гудини извивался и корчился, скручивая свое жилистое тело в изнурительной схватке с тугой смирительной рубашкой, как вдруг…
Пуфф!
Облако дыма – и он исчез.
– Боже, как он это сделал?
– Куда он делся, бог мой?
– Господи, что произошло?
– О господи, у меня, должно быть, видения!
– Господь всемогущий, может, Гудини и есть наш всемогущий Господь собственной персоной? – и так далее и тому подобное.
Пуфф!
Маг появился снова – уже на полу перед камерой Калеба, все еще сражаясь с удушающими путами смирительной рубашки.
– Возможно, на сей раз мне не совладать с этой чертовой штуковиной, начальничек, – сказал Гудини.
Однако прежде чем Калеб успел ответить…
Пуфф!
Гудини снова дематериализовался. Затем…
Пуфф!
Он вернулся! На этот раз голова его торчала из дренажного отверстия в камере Спенсера.
– Да бросьте вы эту смирительную рубашку! Как мне, черт возьми, отсюда выбраться?
Пуфф!
Еще одно облако дыма, и новые возгласы: «Куда он делся?», «Где он?», «Что же?», «Где же?», «Когда же?».
– Вон он! – завопил кто-то из узников, и все посмотрели вверх, где теперь уже Калеб висел в смирительной рубашке в шести метрах от пола. А потом…
Пуфф!
Калеб снова очутился в своей камере.
– Покупаешь их пачками или скручиваешь сам, начальник?
Гудини, в шелковом смокинге и широком галстуке, невозмутимо восседал по-турецки на столе в камере Спенсера и с любопытством разглядывал папиросу.
– Я предпочитаю сворачивать их сам, – сообщил фокусник, продувая мундштук. – Экономит деньги, развивает сосредоточенность.
Калеб шагнул к нему.
– Господин Гудини, я страшно тороплюсь. Крушитель может нанести удар в любой…
Пуфф!
Гудини исчез в дымовой завесе.
Теперь он появился, вися в воздухе на цепи. Фокусник бешено извивался, пытаясь освободиться от прочных пут.
– Я ужасно извиняюсь, господа, – сказал Гудини и лукаво подмигнул. – Похоже, на этот раз мне не выбраться.
Заключенные бурно веселились и аплодировали.
– Та-да! – провозгласила Бесс, не слишком убедительно заменяя оркестр.
Весь тюремный блок бушевал в неистовом возбуждении.
Калеб разочарованно покачал головой, поднял горящую папиросу, оставленную чародеем, и вздохнул. Затем он плюхнулся на койку и закурил. Несомненно, пройдет еще немало времени, прежде чем Гудини доберется до «грандиозного финала».
Начальник полиции даже задремал беспокойным прерывистым сном. Гудини тем временем успел распилить Бесс пополам, спастись из бочки с пираньями и заглотнуть, а затем изрыгнуть целый сейф. Калеб почувствовал, что вот-вот потеряет рассудок, когда дверь его камеры распахнулась.
– Та-да, – сказала Бесс.
– Та-да? И все? После всех этих фанфар? – взъярился Калеб. – Это и есть финал?
– Но ведь здесь очень простой замок, – сказал Гудини. – Я удивляюсь, как это вы сами с ним не совладали.
– Так что же вы до сих пор… – Калеб сумел взять себя в руки, памятуя о своем предназначении. – Мне пора. Сердечно благодарю за поддержку.
Внезапно дверь тюремного блока открылась, и появился детектив Бирнс. Гудини и Бесс исчезли в облаке дыма, прежде чем он успел заметил их присутствие. Тюремный блок взорвался свистом, гиканьем и пронзительным дудением, словно все увидели не полицейского, а голую женщину. Ревностный служака Бирнс застыл на месте и презрительно огляделся, всем своим видом говоря: «Молчать, или я каждому уполовиню порцию комбижира!»
В тюрьме воцарилась мертвая тишина.
– Что здесь творится, Калеб, черт побери?! Почему ваша дверь открыта?
– Я ухожу, Бирнс. Мне нужно раскрыть преступление.
– Сомневаюсь. Я знаю, что вы задумали, изобретя дело так называемого «другого Крушителя». Ко мне в контору заявился рожок ванильного мороженого и вручил одну из тех листовок, которые вы распространили по всему городу. Он хотел, чтобы я вас освободил, но я не согласился. По мне, все это кажется чересчур складным.
– Что кажется складным? Какие листовки?
– Можно подумать, вы все еще не осведомлены. Лишь только я вас арестовал, как эти листовки появились повсюду, словно лежали наготове для такого случая.
Бирнс протянул Калебу одну из них:
– Это явное надувательство. Не бывает людей с такой маленькой головой.
– И кто их распространял?
– Кто-кто, да подельники ваши, кто же еще! Враги «тайного общества», на которое вы все время ссылались в письмах в «Вечерние новости». Весьма изобретательно – сфабриковать преступника, чтобы спровоцировать захват филантропического общества Ряженых, куда входят самые добропорядочные представители нашего города.
– О чем это вы толкуете?
– Мне потребовалось немало времени, чтобы свести концы с концами. Я отследил путь к некоему Фосфорному Филу, информатору с весьма характерным уродством…
– Да-да, я в курсе насчет его челюсти!
– Ага, так я и знал! Всего лишь проверка. Видите ли, там след остыл – я бы сказал, он холоден, как липкая рука смерти. Похоже, вы успели о нем позаботиться. Вам бы и это сошло с рук, если бы вы – в безумии, вызванном вашей кровожадной яростью, – не оказались столь беспечны, чтоб оставить вот это.
Бирнс передал Калебу белый клейкий листок бумаги:
ПРИВЕТ МЕНЯ ЗОВУТ
начальник полиции Калеб Спенсер
– Бирнс, вы идиот.
– У меня пока не все сходится, но, по счастью, меня удостоил визитом высокопоставленный деятель из Таммани-холла.
– Твид.
– Он мне все разъяснил. Щегольская Бригада, видите ли, – это радикальное крыло Ряженых, они вознамерились поднять бунт и превратить организацию из воинства добра в воинство, ведомое жадностью и страстью к подавлению всех вокруг. Хорошо, что их лидер оказался в моих руках.
– Бирнс, вас провели. У меня нет времени объяснять, но если вы позволите…
Бирнс вытащил пистолет.
