— Да.
— И как там?
— Знаешь, едва ли я смогу это описать. Дух захватывает. Сам потом увидишь.
— А как же ты вернулся сюда? Я думал, ты не сможешь вернуться.
— Ты еще очень многого не понимаешь, — сказал Сэм. — Но не беспокойся. Так оно все и задумано.
Братья вместе подошли к опушке леса, сели на поваленное дерево на берегу пруда, на дне которого сомики и окуньки старательно прятались от цапель, и рассказали друг друг о том, как провели последние дни.
— Ты сердишься, что я не сдержал обещания? — спросил Чарли.
— Нет, — ответил Сэм. — Просто время пришло. Мы стали тянуть друг друга назад.
В этот момент Чарли понял, что он действительно многое потерял за эти тринадцать лет. Они даже ни разу не разговаривали по-взрослому. Сэм не рос, и их отношения словно застыли.
Чарли пожалел, что не может обнять Сэма, потрепать его по плечу.
— Это же ты был там, над морем, в то утро, правда? — спросил он. — Ну, в ветре и брызгах?
— Долго же до тебя доходило!
— Что я могу сказать? Халатность первой степени. Виновен по всем статьям.
— Халатность… — задумчиво проговорил Сэм и заулыбался. — Это когда девушка, собираясь утром на работу, забывает переодеться и выходит на улицу в сексуальном шелковом халатике.
Он рассмеялся и хлопнул себя по колену, и Чарли тоже расхохотался. Он видел по прозрачным очертаниям, что Сэм вырос и повзрослел, но при этом оставался все тем же мальчишкой.
— Я на самом деле только об одном жалею, — сказал Чарли. — Прости, что удерживал тебя так долго. — Он вытер слезы.
— Перестань, — отмахнулся Сэм. — Я ведь так же крепко тебя держал.
Последовало долгое молчание, а потом Чарли спросил:
— Как ты думаешь, мы еще сыграем с тобой в мяч?
— Само собой, — ответил Сэм. — Не успеешь оглянуться — и мы опять будем вместе. И уже навсегда.
— Обещай, что не бросишь меня, — сказал Чарли.
— Обещаю.
— Клянешься? — спросил Чарли, не переставая удивляться тому, что их разговор повторяется буквально слово в слово тринадцать лет спустя. Вот только на этот раз не он успокаивал Сэма, а Сэм его.
— Клянусь, — ответил младший брат.
— Клянешься жизнью и смертью?
— Клянусь смертью, — сказал Сэм. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Братья встали. Сэм подошел к лиственнице, росшей у самой кромки воды. К ее толстой нижней ветке по-прежнему была привязана тарзанка.
— Подтолкнешь в последний раз? — спросил он.
С громким свистом Чарли раскачал тарзанку, и Сэм взлетел над водой.
— Пока, большой брат! — прокричал он, отпуская веревку и взлетая в небо.
Он сделал шикарное сальто вперед с поворотом. У него были мощные руки и ноги, и Чарли порадовался, что хотя бы однажды увидел брата взрослым, в расцвете сил.
Потом Сэм исчез, растворился в воздухе, и на лесной поляне стало абсолютно тихо. Было слышно даже, как рассекает воздух качающаяся веревка и шуршат на ветру по-осеннему багряные дубовые листья.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
В последний раз запереть ворота, в последний раз объехать территорию… да, еще не забыть забрать в Долине Спокойствия старого джентльмена в полосатом льняном костюме.
— Добрый вечер, — сказал Чарли.
Волосы Палмера Гидри были волнистые и седые, и, пока он заканчивал поливать цветы вокруг могилы из своей красной пластмассовой лейки, старый кассетный магнитофон продолжал играть Брамса.
— Привет, рад тебя видеть, Чарльз!
— Мы вообще-то закрываемся на ночь. Могу я вас подбросить до ворот?
— Конечно, я с удовольствием. Очень любезно с твоей стороны.
Мистер Гидри аккуратно сложил пыльный коврик, выключил магнитофон и в последний раз придирчиво проинспектировал багровый бутон на розовом кусте.
— Больше всего Бетти любила кустовые розы, — сообщил он.
— Да, вы однажды рассказывали.
— Ты знаешь, как-то раз Бетти засадила весь наш двор кустовыми розами. И кусты выросли в семь футов высотой!
— О, неужели?
Старик взобрался на мини-трактор и положил лейку себе под ноги.
— Доброй ночи, Бетти, — сказал он. — Сладких снов, любовь моя. Я скоро вернусь.
— Ты не хочешь прийти ко мне на ужин сегодня? — спросил мистер Гидри у Чарли, когда они подъехали к железным воротам. — Приготовлю что-нибудь из любимых блюд Бетти. Буженину, например, запеку, да так, что пальчики оближешь.
— А что, — отозвался Чарли, — я бы не отказался. Честное слово, с удовольствием к вам загляну.
Мистер Гидри на секунду замешкался. Даже страдая болезнью Альцгеймера, он чувствовал: что-то не так. Что-то изменилось. Причем изменилось в лучшую сторону. Он хитро прищурился и словно что-то вспомнил.
— А разве тебе не нужно обязательно быть где-то в другом месте? — спросил он. — Ведь так ты всегда говоришь?
Это было еще одно маленькое чудо, один из таинственных моментов прояснения в бестолковом и запутанном мире.
— Больше никуда не нужно, — сказал Чарли. — Я провожу вас домой. Не ведите слишком быстро.
— Если отстанешь, запомни: я живу на Коровьем перекрестке. Ну, на углу Гернси и Джерси, — сказал мистер Гидри. — Старый серый дом с зелеными ставнями.
— Заметано.
Закрывая тяжелые ворота, Чарли улыбнулся, услышав порядком надоевший ему скрип и скрежет. Что ж, пусть кто-нибудь другой смазывает эти огромные скрипучие петли. Он впервые за много лет остался вечером не внутри, а снаружи и теперь смотрел на кладбище через кованую решетку ворот. Ивы, как обычно, склонялись над озерцом, фонтан затих, и нигде не было ни единой живой — или неживой — души.
Чарли убрал руки с прутьев решетки, повернулся, поднял с земли свои сумки, запихнул их в багажник «рамблера». Мистер Гидри сел в свой «бьюик» и вырулил на Вест-Шор-драйв. Чарли поехал следом.
Улица шла вдоль кладбищенской ограды. Чарли поглядывал в окно и мысленно прощался с рядами памятников, акрами газонов и со своим маленьким миром внутри большого мира. И потом Чарли Сент-Клауд, бывший смотритель Уотерсайдского кладбища, больше ни разу не оглянулся.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Марблхед приятно оживился в преддверии Дня благодарения. Запах дыма, поднимавшегося над каминными трубами в прохладном воздухе, напоминал о домашнем уюте. Законсервированные на зиму катера и шхуны были поставлены в сухие доки и теперь мирно дремали, дожидаясь более теплой погоды. Кое-где уже появлялись первые рождественские украшения. В пожарной части номер два на Франклин-стрит жизнь тоже шла на редкость хорошо. Крупных пожаров в этом районе не случалось с тех пор, как сгорело здание на Скул-стрит.