Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
— Это еще почему? — удивился Мишка. — У тебя ж характер золотой, я ж с тобой все двадцать шесть лет как в раю сижу, знаю по себе.
— Потому что фанатичная сука, — без каких-либо эмоций отозвалась Ленка.
— Ну, знаешь, была б ты такой уж сукой, я б не стал с тобой жить, ты уж лишнего давай на себя не наговаривай, Суходрищева, не заслужила пока еще.
— Не я, Миша. Она сука, хранительница эта. Я сука одна, а она другая, — ничуть не удивившись Мишкиной реплике, уточнила Ленка. Это и была плохая новость.
— А Гоголь при чем? — внезапно спросил Шварцман. — Это что же, его голова получается? А Лёвка мне за нее всего только рыцаря втюхал какого-то?
— Не говори глупостей, прошу тебя, при чем тут Гоголь? Это череп неизвестного, ясно сказано в описании, но зачем приняли, никто не знает. Такое бывает в нашем деле — экспонат придет неизвестно откуда, его приходуют и после этого он целую вечность на балансе висит, пока не выяснится, что либо фальшак, либо оплошность исполнителя — искреннее заблуждение, как у нас говорят.
— Так, спокойно! — Шварцман обхватил голову руками и помотал получившимся конструктом влево-вправо. — Итак, что мы все-таки с тобой имеем, Суходрищева?! — И ответил сам же: — Мы имеем вещь, которую ищем, зная, что она хранится в декорационном отделе музея. Мы имеем гадину, не дающую нам вещь эту оттуда забрать. И мы имеем… — и вопросительно посмотрел на жену…
— Правильно, — тут же подхватила Суходрищева неозвученную версию мужа. — Мы имеем подставную уборщицу, которую я представлю нашему заму по хозяйству, как свою дальнюю родню. — Тут она на секунду сбилась, но как ни в чем не бывало продолжила: — Как твою дальнюю родню, так будет справедливей. И после этого мы уже вместе с ней думаем, как и в какой момент будет лучше сунуть этот череп в ведро под тряпку. И сразу плывем на Карибы. Все правильно, Шварцман?
— За исключением одного, — уже находясь в глубоком раздумье, ответил Мишаня. — Тряпку, допустим, мы добудем, об этом я позабочусь лично. Вот только где нам взять такую надежную, деревенского вида, сообразительную, рисковую и непродажную дуру? И во сколько она, если найдется, мне станет?
Однако вопрос этот, даже не успев еще пройти стадию окончательной укладки в голове, разрешился сам собой, без его, Шварцмана, практического участия в поиске кандидата, как и без несения дополнительных финансовых затрат. Удача состояла в том что, разминая тему, наряду с рассказом о промежуточных наработках, он дал понять Лёвке, что некоторая заминка, имеющаяся в их общем деле, обусловлена объективными кадровыми трудностями.
— Ты пойми, Лёвчик, — объяснял он проблему своему заказчику, — ты думаешь, это такое плевое дело отыскать в нашем избранном кругу надежную женщину с видом простецкой тетки и замашками преступного элемента? Если она реально тетка, то не справится как вор, а если она воровка и профи, то унесет твою голову и иди ее после свищи.
— А зачем воровке череп? — искренне удивился Гуглицкий этой странной версии Шварцмана. — Что она с ним делать будет? В ступе измельчит и настойку себе сварганит? Или для хэллоуина прибережет, людей пугать?
— Зачем пугать? — пожал плечами Мишаня. — Просто она отыщет крутого купца, серьезного, не то, что мы с тобой, и предложит ему краденое. Скажет, это череп мирового гения. Гоголя, к примеру, какого-нибудь или еще кого-то. Скажет, вынесен из музея, в чем тот сможет легко убедиться, сверившись с их амбарным реестром. Там, кстати, черным по белому писано «череп из могилы Н.В. Гоголя», инвентарный номер присвоен, все дела.
Он сказал это и быстро уставился на Лёвку: в лицо, в лицо, в лоб, в глаза. И по тому, как Гуглицкий непроизвольно сжался, как тут же образовались у него две вертикальные морщины, от носа и до лба, Шварцман догадался, что бьет сейчас куда-то близко к теме. Может, Гоголь, может, шмоголь какой-то еще, а только нечисто тут, слишком уж круто отстегнул Лёвчик за фу-фу, не отторговавшись как положено, как предусматривает порядок ведения нестандартных дел меж нормальными спекулями со стажем.
Впрочем, придуманная им пугалка сразу же забылась, уступив место обсуждению неожиданной идеи, которую, внимательно выслушав Мишку, выдвинул сам же Гуглицкий.
— Прасковья! — воскликнул он и указал пальцем за стенку. Они сидели вдвоем в зубовской гостиной; Аделина была на работе, а гостевое время Николая Васильевича еще не началось.
— Что Прасковья? — не понял Мишка. — При чем Прасковья?
— Уборщица… — пояснил свою мысль Лёва, — пусть Леночка устроит ее в музей и даст все нужные инструкции.
— Гениально! — с восхищением отреагировал Шварцман. — Только уборщица эта, по версии Суходрищевой, — моя родня.
— И что? — удивился Лёва. — Родня и родня.
— Лёвчик, ты посмотри на нее и погляди на меня: где она и где я?
— Ну это уж сами вы разбирайтесь давайте, кто кому кем придется. Моя задача, как я понимаю, заручиться ее согласием. Адуська придет, я сначала с ней поговорю. А вечером скажу. Да — да, нет — извини, Мишань.
Как он и ожидал, Аделина была решительно против.
— Не хватало еще, чтобы Прасковья срок реальный заработала и тебя с собой прихватила, паровозиком. И Суходрищеву эту заодно. Шварцман твой один тут на свободе останется. Если не считать меня.
— И Николай Василича, — внес уточнение Лё-ва. — Ты, кстати, не забывай, пожалуйста, ради чего мы все тут подставляемся. В смысле, ради кого. А Шварцман, хоть и свинья по большому счету, но только без него все мы пустое место. Это тоже — к слову сказать.
К моменту, когда трижды дернулась ручка и Аделина Юрьевна заняла свое привычное место перед экраном, вопрос относительно привлечения Прасковьи к операции по вызволению черепа из запасника хранительницы-стервы был урегулирован. Лёвке все же удалось уломать жену, приведя неоспоримые аргументы в пользу своей идеи. Дело оставалось за малым — отыскать нужные слова, чтобы объяснить Прасковье ее задачу.
— Это, значит, убираете меня от вас? — спросила Прасковья, выслушав тщательно отрепетированный Лёвой монолог успокоительного характера, и страшно огорчившись, тут же заплакала. — В уборщицы отдаете, а жить, стало быть, тут оставляете, у себя? Для чего ж я вам нужна-то, коль работу делать не буду?
Лёва утешал, как мог, хотя внутри его самого в это же время боролись два равных по схожести чувства: человеческая, почти родственная жалость к Прасковье и искреннее же сострадание к Николаю Васильевичу. И пока в противостоянии этом верх все же оставался за душой-неприкаянкой, тем более что в дело уже были запущены такие средства, что самим чертям мало не покажется. А там как пойдет.
— Ты пойми, милая, это же только временно, может, несколько дней всего-то и займет. Леночка Суходрищева тебе все объяснит, как делать и чего. Ты и сделаешь, незаметно ни для кого. Вещь пустяковая, денег не стоит, но нужная нам просто ужасно, а по-другому ну никак не получается. А вернешься, сразу в санаторий тебя отправим, в какой выберешь: по нервным делам, или по крови, а захочешь, на воды поезжай, в Кисловодск, к примеру, пей не хочу.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
