— О, с этим я согласен. Ты руководишь его жизнью, ты завоевала его любовь и уважение. Но наблюдать, как все это теперь перейдет к крохотной девочке, будет для меня большим удовлетворением. И с этим ты, милая Шарлотт, ничего не сможешь поделать.
— Посмотрим, — сказала Шарлотт. — Или, вернее, я посмотрю. Как ты сам выразился, до ее свадьбы тебе не дожить, а за это время многое может случиться.
В комнату, с подносом в руках, вошел Гарри.
— Поздравляю, мэм.
— Спасибо, Гарри.
Гарри вышел из комнаты, а Бен взял бутылку, снял фольгу и проволочку и принялся за пробку. И вдруг он повернулся, уронил бутылку и упал на диван. Шарлотт отскочила в сторону и изумленно уставилась на него. Глаза у Бена были закрыты, он тяжело дышал, щеки его раздувались, губы дрожали.
— Бен! — резко прошептала она. — Бен!
Ответа не последовало.
— Бен Чапин, — снова прошептала она.
То, что он жив, было и видно, и слышно. Полусидя-полулежа на диване, он казался спящим — каким она часто видела мужа в его кресле, — но то, что он резко упал и мгновенно уснул, явно указывало на апоплексический удар. Она позвонила в звонок, и Гарри тут же отозвался. Ни о чем не расспрашивая Шарлотт, он сразу подошел к Бену.
— Удар? — спросил он.
— Зовите доктора Инглиша.
Доктор Инглиш спустился вниз в рубашке с засученными рукавами. Он осмотрел Бена и с помощью Гарри уложил его поудобнее на диване. Потом повернулся к Шарлотт.
— У него апоплексический удар. Его нельзя трогать. И мне нужен лед.
— Сэр, в этой чаше есть лед, — сказал Гарри.
— До чего же кстати, — сказал Инглиш. — Когда он упал? Только что?
— Да, — ответила Шарлотт. — Мы разговаривали, а потом Гарри принес шампанское. Бен открывал бутылку, но вдруг упал, почти рядом со мной. Что нам теперь делать?
— Сейчас пусть поспит. Я дам ему лекарство. Гарри, поднимитесь наверх и принесите мой чемоданчик — маленький черный, с отделениями для бутылочек с лекарствами. Принесите его немедленно и не отвечайте ни на какие расспросы. Миссис Чапин, я думаю, вам лучше уйти в свою комнату.
Гарри отправился наверх.
— Я так не считаю, — сказала Шарлотт.
— А я так считаю.
— Я в полном порядке, — сказала Шарлотт.
— Я это знаю, — сказал Инглиш. — Я не это имел в виду. И если вам не хочется быть одной, возьмите с собой Мариан, только не сына.
— Что вы этим хотите сказать?
— Миссис Чапин, будьте добры, сделайте то, что я прошу, — сказал Инглиш. — Как только откроется регистратура, я приведу сюда квалифицированную медсестру. Вы понимаете, что теперь в вашем доме будут жить две квалифицированные медсестры?
— Да, я понимаю, — сказала Шарлотт.
— Значит, мы оба это понимаем, — сказал Инглиш. — Взаимное понимание, и больше ничего обсуждать не надо.
Шарлотт криво усмехнулась.
— Я считаю, Билли Инглиш, что вы ведете себя дерзко.
— Возможно. Билли Инглиш, возможно, и ведет себя дерзко, но перед вами, миссис Чапин, сейчас доктор Инглиш, и я считаю, что это вы ведете себя дерзко.
— Прошу прощения, но мне надо уйти, — сказала Шарлотт и вышла из комнаты.
Присутствие в доме номер 10 на Северной Фредерик двух беспомощных существ и двух профессиональных помощниц внесло в жизнь семьи и в ведение хозяйства существенные перемены.
— Как ни ступлю на лестницу, так обязательно с кем-нибудь столкнусь, — заметил Джо своей жене.
— Что ж, у нас в доме бок об бок существуют жизнь и смерть. Вроде как в маленькой больнице.
— Мне она не кажется такой уж маленькой, — сказал Джо. — Я ходил к Билли Инглишу.
— И что же он сказал?
— Я ходил к нему поговорить об отце.
— Я так и подумала, — сказала Эдит.
— Билли считает, что этот удар у отца не первый. Отец тебе ничего об этом не рассказывал?
— Бог мой! Нет, никогда.
— Я подумал, может быть, отец тебе что-то рассказывал. Вы с ним, по-моему, в последнее время сблизились, — сказал Джо.
— В основном потому, что я ждала Энн. Он был ко мне необычайно внимателен, только и всего.
— Мне он об ударе ничего не говорил.
— И я не думаю, что он хоть что-нибудь сказал твоей матери, — заметила Эдит.
— Нет, я ее не спрашивал, но я тоже не думаю, что он сказал ей об этом, — согласился Джо.
— Но если у него прежде был удар, кто-то ведь должен был об этом знать?
— Не обязательно. Удар мог быть совсем легким, и, возможно, отец о нем и сам не знал. По крайней мере он мог не догадаться, что это был удар.
— Ты о нем тревожишься?
— Тревожусь ли я о нем? Боюсь, что не настолько, насколько следует.
— А следует?
— Думаю, что да.
— Почему? — спросила Эдит. — Билли Инглиш сказал тебе что-то тревожное?
— Дело не только в том, что он мне сказал, но и в том, чего он не сказал.
— Чего же, по-твоему, он тебе не сказал?
— Ну… мне кажется, он пытался сказать, что у отца было уже два удара и что третьего ему не пережить.
— Но он не сказал тебе этого напрямую?
— Нет, не напрямую. Когда дело доходит до определенных утверждений, врачи ведут себя как адвокаты. И полагаю, по той же самой причине. Хотят застраховаться. Человека нельзя обвинять в том, чего он не высказал вслух.
— Жаль, что твой отец долго не проживет.
— Это правда, но почему ты об этом заговорила? — спросил Джо.
— Потому что он любит Энн и получает от нее огромное удовольствие.
— И мать тоже ее любит.
— Твоя мать ждет, когда я рожу сына. Твой отец счастлив, что я родила Энн.
— Естественно, матери хочется внука, но я не считаю, что она ждет, когда ты его родишь. Она тебя нежно любит. Я тебе уже об этом говорил.
— Да, ты мне говорил об этом, и не один раз. Но мне кажется, что мы с твоей матерью хорошо понимаем друг друга. Ты нас не понимаешь. Видишь ли, нам — твоей матери и мне — не обязательно любить друг друга.
— Конечно, не обязательно.
— Не обязательно, и мы эту любовь не испытываем. Я — до того как родилась Энн — была для нее твоей женой, и не более того. Теперь я снова всего лишь жена — до тех пор пока не рожу ей внука. Тебе не надо настаивать на том, что мы с твоей матерью любим друг друга. Это одна из твоих иллюзий. У тебя столько всяких иллюзий.
— Да, я верю в определенные вещи. Это действительно так.
