– Да. Это подлинный знак. Ты утверждаешь, что он жив и не в неволе? И здоров?
– И жив, и здоров, разумом и телом, и свободен, как я и ты.
– Сие главное. Теперь рассказывай подробнее. Господа военный совет. – Князь встал с кресла и медленно поклонился присутствующим. – Я был не прав, позволив занять ваше внимание событиями, не имеющими отношения к делу, ради которого мы с вами здесь находимся. Я был не прав и прошу за это прощения…
Протестующие голоса членов совета дали ему больше чем прощение: никто не согласился с его неправотой. Все горели нетерпением узнать дальнейшее.
– Благодарю вас, друзья мои. И прошу не покидать меня, но остаться, ибо нечестным поступком было бы утаить от вас продолжение начала, невольно услышанного вами, благодаря моей незадачливости. Касается также и верных стражей моих. Им всем – выскажу благодарность позднее. – Князь сел. – Продолжайте, сударь Санги Бо. – Он повел рукой в его сторону, и эта учтивость – была самое невозможное из того, что бы могли вообразить люди, помнящие историю их вражды.
Снег знаком отказался от предложенного стула и повел рассказ с того дня, как неизвестный ратник, едущий по своим делам в далекие края, случайно забрел к его пещере и упросил приютить на некоторое время мальчика, которого сам случайно забрал из придорожного трактира на северном морском побережье….
– И все эти пять лет он, не ведая имени своего, не помня раннего детства, неотлучно был при вас?
– Да. Неотлучно. Мальчик жил рядом, жил теми же буднями, что и я, питался тою же пищей. Я воспитывал его, как умел, учил тому, что знал, и не его вина, что быт был суров и пища груба, что умел я не много, а знал еще меньше. Мое воспитание – мои ответ и вина.
Граф Поллини Верви кашлянул и перебил его речь фразой, которая впоследствии стала знаменита на всю Империю:
– Гм. Стало быть, он воспитан рыцарем.
В зале воцарилась недолгая тишина, которая затем сменилась яростным хохотом и стуком мечей о ножны: чудо, однако же все до единого из присутствующих сумели понять и оценить остроумную двусмысленность графа: воспитан рыцарем – это значит, что воспитатель рыцарь и воспитанник – также рыцарь!
Князь взялся усиленно пощипывать разделенную шрамом бровь над правым глазом, но и его знаменитой выдержке, как оказалось, имелся предел: усы князя подпрыгнули, губы дрогнули… и разжались в едва заметной улыбке:
– Воистину так.
Нетерпение способно растянуть ожидание почти до бесконечности.
Ни у кого, включая самого князя, не было причин сомневаться в словах дворянина, да еще такого, как Санги Бо, тем не менее, услышать о найденном сыне и узреть его воочию – отнюдь не одно и то же.. Бывшие враги так и не обменялись рукопожатием, не перешли с враждебного «ты» на дружеское «ты», застряв на учтивом и холодном «вы», однако уже во дворе замка князь Дигори Та-Микол лично обратился к Санги Бо, с просьбою позволить дать ему в сопровождение полусотню лучших своих ратников, сплошь в черных рубашках…
– Не из недоверия, сударь Санги Бо, но для надежности: ибо еще одну случайность, за миг до встречи, мое сердце просто не выдержит. Я сам должен увидеть его… и только тогда, но немедля, подать весть в… туда… домой.
Снег молча поклонился в знак согласия и прыгнул в седло.
Воины знали свое дело хорошо: стоило Снегу в двух словах объяснить двум старшинам задачу, как они уже заняли позиции вокруг трактира, ловко, тихо и без суеты. Все подступы к трактиру просматриваются, все выходы из него – стерегутся. Случайностей не будет
В комнате, где расположились, ожидая возвращения Снега, Лин и два имперских стража, его появление никого не застало врасплох, потому, хотя бы, что Снег велел хозяину доложить о приходе. Старший что-то писал на маленьком свитке, младший занимался оружием, правил секиру. Лин же, против ожидания, вовсе не казался измученным нетерпением и неизвестностью, Снегу почудилось даже, что юношу распирает смех.
И точно: стоило тому поймать вопросительный взгляд Снега, как он указал движением подбородка на причину своей веселости: младший имперский страж, который, кстати сказать, так и остался надолго безымянным для них обоих, правил секиру точильным камнем, не спеша, аккуратно, с достоинством, но не на лезвие движением камешка, а – от лезвия!
– Гм… ты, друг ситный, чем фыркать, лучше бы задумался над тем, что сам еще весьма немногое знаешь.
– Но…
– Вот и но. Все в полном порядке. Собирайся, нас ждут. Очень ждут, каждый лишний миг ожидания – мука для них. – С этими словами Снег обернулся к стражам и отвесил им уважительный поклон: – Судари. На этом ваша присяга мне закончена, а Империи – продолжается, не прервавшись ни на миг. Вы вправе рассчитывать за свою верную и исправную службу на благодарность князей Та-Микол, и вам не придется долго ее дожидаться. Краткое, но очень важное время вы берегли здоровье и жизнь его второго сына, юного князя Докари Та-Микола…
Оба стража встали и сделали ответный поклон, глубокий, но далекий от раболепия и угодливости.
– Вас найдут, я уже позаботился об этом. Более того. Если Когори Тумару до сих пор в силе, как вы утверждаете, я пошлю ему пару слов на ваш счет, надеюсь, что старый мой приятель и собутыльник прислушается к моему мнению о вас…
Если бы в этот миг у стражей были крылья, они бы унесли их обоих к самому солнцу… Но и без крыльев оба едва не взлетели под потолок от слов Снега.
– Да… И это… Секира послужит дольше и будет острее, когда вы, любезный, попробуете водить камушком вот так… с начесом. А не с вычесом… вот так… вот так… Понятно? Счастливо оставаться, судари, нам же с князем – пора!
ГЛАВА 11
Если у князя Та-Микола, у его приближенных и соратников были какие-либо сомнения в том, что этот юноша – и есть подлинный Докари Та-Микол, то они отпали в первый же миг его появления перед ними: взгляд отца, осанка отца, светлые волосы, такие же, как у отца, только без седины… А от матери – синие глаза и необычайная правильность черт… Такое не подделаешь, не подколдуешь. И аура… Мощная магическая аура – тоже от матери. У женщин подобная соразмерность всех черт лица и тела зовется красотой. Но не пристало мужчине, воину, гордиться тем, что по праву должно принадлежать женщинам, всем вместе и каждой по отдельности.
Впрочем, Лин, а ныне – урожденный князь Докари Та-Микол, и не подозревал о собственной красоте, хотя ему уже не раз говорили об этом… точнее – два раза. Однако, говорившие – обе женщины – могли невольно ошибаться, либо произнести намеренную неправду: одна из них – добрейшая тетушка Мотона, которая души в нем не чаяла, а другая – трактирщица, во время случайного обеденного постоя, быть может, рассчитывая на дополнительную подачку…
Впрочем, у него на счету было и одно объяснение в любви, там, на шиханском базаре, но…
Ах, это было грустное расставание со Снегом… Лин видел, что Снег и его отец, Дигори Та-Микол, в последние минуты встречи все-таки сумели разбить ледяную стену, некогда их разделившую, оба попытались и оба сумели перейти на ты, но… Снег отказался погостить у князя, тот не настаивал… Ни князь, ни имперский представитель, не осмелились даже заикнуться о награде для Санги Бо, это было бы оскорбительным для воина-отшельника. Только Его Величество Император, своим высшим соизволением, сумеет преодолеть его скромность… В свое время, быть может, именно это и случится, однако ныне Император далече…
