– Папа, мне же не восемь лет!
– Тогда просто представь себе, что ты еще маленькая, – предложил он.
Она положила голову ему на плечо.
– Как Винсент?
– По-прежнему, – ответила она. Калин понимающе кивнул.
– Он отдаляется от меня, – вздохнула она.
– Он теперь не так наивен, как прежде.
– Папа, ты знаешь, о чем я говорю. Раньше в нем была доброта, он был готов удивляться и восхищаться каждому творению Перма и Кесуса. Он не умел ненавидеть.
– А теперь умеет, – сказал Калин.
– Да.
– До того как закончится эта война, мы все научимся ненавидеть, – сказал Калин. – Может быть, нам нужна именно ненависть для того, чтобы победить. Кесус велел любить наших врагов. Отец Касмар уверяет, что даже мерки и тугары – его творения.
– И ты этому веришь?
– Трудно верить в такое, если знаешь, что твоих внуков живьем отправят в ямы.
– Не говори этого! – прошептала Таня и перекрестилась. – Самое ужасное, что ненависть сжигает душу Винсента. Дмитрий говорит, что после войны с мерками он стал холодным и безжалостным, с ним почти невозможно говорить.
– А каков он с тобой? Она вымучено улыбнулась:
– Он пытается жить как прежде. Я думаю, внутри он все тот же молодой человек, в которого я влюбилась, и он боится себя – такого, каким он может стать. Но между нами растет стена. Раньше он приходил домой, играл с маленьким Эндрю, качал его и гулял с ним, а теперь, когда – и если – он приходит, то забивается в угол и сидит там один. Он не хочет, чтобы его трогали. И сны, папа. Ему все время снятся ужасные сны. Почти каждую ночь он просыпается в холодном поту, с криком. Я пытаюсь помочь ему, но он не хочет пускать меня в свой мир.
– На него столько всего обрушилось, – мягко объяснил Калин. – И обрушится еще больше, прежде чем закончится война.
Он на секунду задумался.
– Мне нужны люди вроде него. Я бы отлично использовал еще сотню таких.
– Не забывай, что ты говоришь о своем сыне, – напомнила Таня.
Калин потрепал ее по колену.
– «Когда закончится жестокая война» – думаю, это подходящее название для песни.
– А как насчет «Тишины на Потомаке»? – раздался голос.
Они оглянулись и увидели Винсента, входящего в комнату. С его плаща стекали дождевые капли и образовывали лужицу на полу.
– В старом мире это очень известная песня.
– Не стоит над этим смеяться, – сказала Таня, встав с колен отца, чтобы взять у мужа плащ и кепи.
– Вчера утром мы потеряли линию Потомака, – тихо сказал Калин.
Винсент вздрогнул, потом овладел собой.
– Все настолько плохо? Калин кивнул и подошел к окну.
– Поэтому ты здесь?
– Не только.
– Расскажешь остальное? – Винсент вышел на кухню и через минуту вернулся с глиняным кувшином. Усевшись за стол, он налил вина в кружку и предложил Калину, тот отказался.
– Не рановато ли, сынок? Еще утро.
– Я только что услышал о том, что вчера мы проиграли войну, а ты читаешь мне лекцию о вреде пьянства. – Винсент усмехнулся и отпил глоток.
– Через сколько времени будут готовы твои два корпуса?
Винсент покачал головой.
– По крайней мере через месяц, и то едва ли. Думаю, нельзя выпускать на поле боя солдат, в которых не уверен. У нас слишком старое оружие, в основном гладкоствольные ружья, и совсем нет пушек. Если на них бросятся мерки, они разбегутся, и их всех перестреляют по одному. Мне нужно время.
Послышался стук, и Таня пошла открывать дверь.
– Ваше превосходительство. Вошел Марк.
– Строго говоря, я должен был бы ждать вас в зале для приемов, – заметил консул довольно холодно.
Калин встал и протянул ему руку. Марк слегка улыбнулся.
– Но в конце концов, русский живет со мной под одной крышей, так что будем считать, что первый визит вы нанесли именно мне.
– Мне сказали, что вы проводите смотр войск и скоро вернетесь, – произнес Калин извиняющимся тоном. – Я хотел повидаться с дочерью и внуками, раз уж выдалась свободная минутка.
Консул улыбнулся Тане и Людмиле, дети кинулись встретить «дядю Марка», и он обнял их по очереди.
– Полагаю, если вы приехали лично, новости действительно плохие, – сказал Марк, ставя детей, повисших на нем, на пол.
Калин кивнул Тане, и она, забрав малышей, вышла из комнаты.
– Вчера мы потеряли десять тысяч человек, линию Потомака и Ганса Шудера.
Марк ничего не сказал, но налил полную кружку вина и осушил ее тремя глотками. – Через две недели они будут у стен Суздаля, – продолжил Калин ровным тоном.
– А потом?
– До Рима они дойдут к концу лета, – отозвался Винсент.
Марк кивнул.
– Вы поедете со мной в Суздаль – поезд отходит через час. Винсент, ты мне тоже нужен.
– Спасибо за приказ. – Марк со стуком поставил кружку на стол. – Но, возможно, мне следовало бы остаться здесь и начать строить свою линию обороны. Русь станет для нас щитом.
– Я тоже на это надеюсь, но мы хотели бы вас кое о чем попросить, чтобы у нас появился шанс на выживание.
Марк кивнул:
– Что бы это ни было, я обещал вам свою помощь. Мы связаны договором.
Калин откинулся на спинку стула.
– Вам может не понравиться то, что вы услышите. И он начал излагать план.
Эндрю уселся на стуле поудобнее и предложил Юрию налить себе еще водки.
– Значит, он тебя разгромил, – произнес Юрий спокойно.
– Пока да, – отозвался Эндрю, немного задетый бесцеремонностью Юрия.
– Я знал, что так и будет. – Юрий взглянул на бутылку, прежде чем поставить кружку на стол. Он посмотрел на часы, тикающие в углу.
– И почему ты так решил? – спросил Эндрю.
– Он понимает тебя лучше, чем ты его.
– Поэтому, черт побери, ты мне и нужен.
– Я знаю. Эндрю встал.
– Кто ты, дьявол тебя возьми? – воскликнул Эндрю. – Какого черта ты вернулся?
Эндрю стукнул кулаком по столу.
Он слышал, как наверху завозилась Мэдди, раздался тоненький плач. Послышались шаги Кэтлин, и плач смолк.
В глазах Юрия был оттенок боли, когда он смотрел в потолок и прислушивался.
– Прекрасный звук, – прошептал он. – Плач ребенка, проснувшегося посреди ночи и вновь засыпающего в объятиях матери.
Он налил себе еще и вновь осушил кружку.
