Афина расхохоталась от восторга, что так удачно поддела дочь. Они дошли до первого из окаймлявших сад прудов с лилиями. Сейчас на пруд падала густая тень разросшихся за последние тридцать лет золотых тисов, чьи ветви склонялись к самой воде. Сиринкс глянула в черную глубину, и бронзовые карпы попрятались от нее под плоскими плавающими листьями.
— Тебе стоило бы направить домошимпов, чтобы подстригли тисы, — заметила она. — Они слишком затеняют пруд. Кувшинок совсем не стало.
— Почему бы не посмотреть, как будет развиваться биотех естественным путем?
— Потому что это некрасиво. А обиталище — не естественная среда.
— Ты никогда не любила проигрывать в споре, да?
— Ничуть. Я всегда готова выслушать альтернативную точку зрения.
Сродственный канал наполнился доброжелательным скепсисом.
— Ты поэтому так внезапно обратилась к религии? Я всегда думала, что ты более других подвержена этому заблуждению.
— О чем ты?
— Помнишь, как Вин Цит Чон назвал тебя туристкой?
— Да.
— Это был вежливый способ выразить простой факт — ты недостаточно уверена в себе, чтобы искать собственные ответы на вопросы, которые ставит жизнь. Ты вечно ищешь, Сиринкс, но не знаешь, чего. Религия не могла не привлечь тебя. Сама концепция спасения верой существует, чтобы поддерживать усомнившихся в себе.
— Есть разница между религией и духовностью. Вот с этим всей нашей культуре, всем эденистам придется примириться — нам, обиталищам, космоястребам.
— Да, тут ты до обидного права. Должна признать, мне и самой радостно было узнать, что мы с «Язиусом» соединимся снова, пусть даже в самых скорбных обстоятельствах. Это делает жизнь терпимее.
— Это лишь один аспект. Я думала о переносе наших воспоминаний в обиталище по смерти. На этом основано все наше общество. Мы никогда не боялись смерти так, как адамисты, и это поддерживало наш рационализм. Теперь мы знаем, что нам суждена бездна, и весь процесс переноса кажется насмешкой. Только вот…
— Продолжай.
— Латон, будь он проклят! Что он хотел сказать своим «великим путешествием»? Что нам не следует опасаться вечного заточения в бездне? А Мальва фактически подтвердила, что он говорил правду!
— Думаешь, это плохо?
— Нет. Если мы правильно поняли его слова, бездна — это не только вечное чистилище. Это было бы прекрасно.
— Ты права.
— Тогда почему он не сказал нам прямо, что нас ждет? И почему только мы избежим этой ловушки, но не адамисты?
— Может быть, Мальва помогла нам больше, чем тебе кажется, сказав, что ответ кроется в нас самих. Если бы тебе его подсказали… ты не найдешь его сама. Познание и обучение — не одно и то же.
— И почему это должен был быть Латон? Единственный, кому мы не можем до конца доверять.
— Даже ты ему не веришь?
— Даже я, хотя и обязана ему жизнью. Он Латон, мама.
— Может быть, поэтому он и не сказал нам — зная, что мы ему не поверим. Но он советовал нам внимательно изучить этот вопрос.
— И покуда мы не добились ничего.
— Это лишь начало, Сиринкс. И он намекнул нам, спросив, что за люди возвращаются из бездны. Какие они?
— Ублюдки они, все до единого.
— Успокойся и объясни мне, какие они.
Сиринкс чуть заметно улыбнулась, признавая упрек, и глянула на розовые лотосы, заставляя себя вспомнить Перник — место, от которого ее мысли до сих пор шарахались.
— Я, в общем, верно сказала. Они ублюдки. Я немногих видела, но все они меня словно не замечали, им плевать было, что я страдаю. Они все словно эмоциональные покойники. Наверное, на них так влияет бездна.
— Не совсем. Келли Тиррел записала серию интервью с одержимым по имени Шон Уоллес. Он не был жесток или безразличен. Если уж на то пошло, он был жалок.
— Значит, они жалкие ублюдки.
— Ты слишком легкомысленна. Но подумай вот о чем — много ли среди эденистов жалких ублюдков?
— Нет, мама, тут я не могу с тобой согласиться. Ты так рассуждаешь, словно идет некий отбор, словно кто-то заключает грешников в бездну, а праведников ведет по долгому пути к свету. Это не может быть правдой. Это все равно что сказать, будто есть Бог. Бог всевышний, которого интересует судьба каждого отдельно взятого человека, наше поведение.
— Полагаю, что так. Это прекрасно объяснило бы происходящее.
— Нет. Никогда. Почему тогда Латону позволено было отправиться в долгое путешествие?
— Не позволено. Не забывай, смерть разлучает душу с памятью. Тебя освободила и предупредила нас всех личность Латона, обитавшая в нейронных слоях Перника, но не его душа.
— Ты правда в это веришь?
— Не уверена. Как ты заметила, Бог, настолько заинтересованный в каждом индивидууме во Вселенной, должен быть невероятно могуч. — Афина отвернулась от пруда и взяла дочь за руку. — Я буду надеяться, что мы найдем другое объяснение.
— Хорошо бы…
— И надеяться, что его мне найдешь ты.
— Я?
— Ну это ведь ты снова будешь шляться по галактике. У тебя будет больше шансов, чем у меня.
— Нам предстоит собирать по посольствам и агентам стандартные отчеты о возможных проникновениях одержимых и о том, как справляются с проблемой местные власти. Тактика и политика, но не философия.
— Как скучно. — Афина притянула Сиринкс к себе, позволяя тревоге и заботе свободно течь по каналу сродства. — С тобой точно все будет в порядке?
— Конечно, мама. «Энон» и команда за мной присмотрят. Ты не волнуйся.
Когда Сиринкс ушла, чтобы присмотреть за последней стадией переоснащения «Энона», Афина опустилась в свое любимое кресло во внутреннем дворике и попыталась вновь включиться в обычный ритм домашних дел. Следовало присмотреть за детворой — родители все работали долгими сменами, в основном на оборону. Юпитер и Сатурн готовились к освобождению Мортонриджа.
— Не следовало тебе так ее удерживать, — заметил Сайнон. — Ей не прибавит уверенности в себе то, что ты так низко ее ценишь.
— Я в ней вполне уверена, — ощетинилась Афина.
— Тогда покажи это. Отпусти ее.
— Я боюсь.
— Все мы боимся. Но мы должны иметь возможность встретить свой страх лицом к лицу.
