Анна направилась к стопке журналов и газет, скопившихся в передней, и вернулась с каким-то календарем, на обложке которого была нарисована икона святого Николая.
— Что это? — поинтересовался Трубецкой.
— А это нам в почтовый ящик кто-то бросил церковный календарь на будущий год. Секундочку, дай-ка я посмотрю. — Анна в задумчивости листала страницу за страницей. — Вот! — довольно произнесла она. — Есть!
— Что есть? — Трубецкой поднялся с кресла и подошел к ней.
— Смотри, 25 ноября — это, кстати, завтра — православная церковь отмечает день памяти великомученицы Катерины. Я думаю, что путешествие Мюллера в Киев с перстнем как-то связано с этой датой.
Сергей Михайлович стукнул себя рукой по лбу.
— Ну как же я раньше не догадался! Лысая гора! Если его где-то нужно искать, то именно на Лысой горе — Хоревице. Это ведь прямо по легенде! Монах мне сказал, что перстень имеет силу, пока он вблизи горы Хорив. Но, как я тебе уже рассказывал, тут есть какая-то мистическая параллель между Божьей горой на Синае и нашей Лысой, которая ко всему же еще и на Голгофу смахивает. Толком я и сам не до конца понимаю смысл этой цепочки ассоциаций, однако нутром чую — неспроста на Лысой горе древнее языческое капище в свое время устроили и до сих пор избавиться от него не могут.
— Конечно же, неспроста. Ты разве не знаешь, как в представлении древних славян был устроен мир: якобы землю опоясывает змей, который сам себя кусает за хвост — символ вечности и бессмертия природы, и происходит это как раз в районе Лысой горы. Так что место это особенное и без всяких там ведьм. Впрочем, ладно, хватит о сказках. Что будем делать?
— Ты, Анна Николаевна, если не возражаешь, будешь ждать ребенка, а я отправлюсь завтра вечером на Лысую гору, посмотрю, что там за место такое необыкновенное… — Сергею Михайловичу очень хотелось поступить по-настоящему, по-мужски. — А то ведь стыдно признаться — я вроде потомственный киевлянин, а в таком знаменитом месте никогда не был.
* * *
Черный, как сама ночь, «фольксваген-туарег» подъехал к горе с севера, отбрасывая в лунном свете огромную тень на простирающийся за шоссе лес. Несколько мгновений — и автомобиль остановился как вкопанный. Фары погасли. Машина слилась с ночью и стала невидима. Лысая гора! Самое подходящее место для черного «туарега» и его пассажиров…
Из автомобиля вышли двое. Случайный свидетель, если бы таковой оказался по какой-то неизвестной причине на Лысой горе этой ночью, был бы немало удивлен появлению тут двух изысканно одетых мужчин, с трудом пробирающихся по замерзшей ноябрьской тропинке к отдельно стоящему на склоне горы дому. Достигнув цели, один из путников постучал. Дверь отворилась, пропуская их вовнутрь. Там вошедшие даже не скинули плащи, а один из них сказал:
— Вам известно, кто мы и зачем здесь?
— Да, меня предупредили, — ответил хозяин дома, которого, по причине полной ничтожности, трудно было и заметить.
— Проведите нас к нужному месту, — сказал тот же гость. Второй хранил молчание.
— Пойдемте. — Хозяин дома встал и накинул плащ. — Надеюсь, вы знаете, что делаете…
Все трое вышли из дома и побрели вверх, на гору. С Днепра дул холодный ветер, но небо было чистым. Полная луна освещала гору холодным светом, облегчая поход на ее вершину. Именно там еще с древних времен было устроено языческое капище. Шли столетия, менялись боги и князья, а капище никуда не хотело уходить с горы. Люди сначала пробовали убрать его, строили там что-то, но ничего у них не получалось. Оказалось, что не приемлет гора никаких построек, как их ни назови и ни приспособь, а скидывает их каждый раз, словно прошлогоднюю листву. Так она, увенчанная капищем, как короной, и стоит до сих пор…
Пассажиры «туарега» добрались наконец до вершины. Там один из них сказал сопровождающему:
— Прошу вас, возвращайтесь, здесь нам следует побыть одним.
Тот ничуть не протестовал и через минуту уже скрылся в темноте. Вдруг ветер стих и наступила пронзительная тишина. Их теперь окружали лишь луна, звезды и вершина горы.
Один из пассажиров — а это был Ганс Мюллер — достал из кармана перстень и протянул второму.
— Вот, господин председатель, это то, что вы просили. Перед вами перстень святой Катерины.
Второй взял его в руку и принялся рассматривать в лунном свете.
— Обыкновенный, ничего особенного, — после паузы произнес председатель. — И что с ним нужно делать?
— Прошу прощения, господин председатель, как раз это мне неизвестно. Вы просили добыть перстень — вот он. А каким образом он действует — это мне спросить было не у кого, — ответил Мюллер. — Я лишь знаю, что он имеет силу только в правильном месте, а их два: Божья гора на Синае и эта, называемая местными жителями Лысой горой.
— Так вы бы у меня спросили, что делать с перстнем, господин Мюллер, — вдруг раздался за их спинами голос, — я бы вам все рассказал.
Мюллер обернулся. В нескольких шагах от них стоял Трубецкой.
* * *
— Кто это? — Председатель нашелся первым. Вопрос, разумеется, был адресован Мюллеру.
— Это профессор Сергей Михайлович Трубецкой, специалист по древним рукописям, — стараясь держать себя в руках, ответил ему Ганс и спросил, теперь уже обращаясь к Трубецкому: — Что вы здесь делаете, Сергей Михайлович?
— Потрясающий вопрос, — усмехнулся Трубецкой. — Я-то дома. Я здесь живу. А вот что вы забыли на Лысой горе поздним вечером 25 ноября? По вашей милости я стал соучастником кражи. Ваш коллега Бекендорф украл в монастыре часть листов Синайского кодекса, а вы — и того хуже — перстень, которому не то что цены нет, а даже о его существовании никому не известно. Вернули бы вы его обратно, от греха подальше.
— Как же можно украсть то, что официально не существует? — Голос Мюллера звучал насмешливо и цинично. — Вы ведь не сможете ничего доказать, так что прошу вас, оставьте нас в покое.
— Я-то могу оставить вас в покое, а вот гора… Боюсь, вы плохо себе представляете, с какими силами и энергиями имеете дело. Есть реликвии, которые лучше не трогать, а перстень, дарованный самим Иисусом Христом, — это ведь не просто реликвия, это выбор самого Бога. Подарив Катерине этот перстень, Он дал понять, что сам выбрал себе невесту, и кто знает, что этот перстень принесет человеку, владеющему им не по праву.
Председатель, который молчал все это время, вдруг вскрикнул:
— Боже, да он же горячий! — И указал на перстень, который лежал на ладони его правой руки. — Просто раскаленный!
Трубецкой и правда увидел даже на расстоянии нескольких шагов, как над открытой ладонью кричащего по-немецки незнакомого ему человека появилось легкое красноватое свечение, как будто от тлеющего уголька. Человек снова закричал, выронил то, что лежало в его руке, и затряс ею в воздухе, как от сильной боли. Мюллер опустился на колени, пытаясь подобрать предмет, который упал на землю, но тот как сквозь землю провалился.
