В течение нескольких дней после победы Бран набирал из рабов новых воинов. Большинство, правда, хотело вернуться на родину, к полям и семьям — или к тому, что от них осталось. Некоторым посчастливилось обнаружить своих близких тут же, в Дублине, и они тоже пытались забыть ужасы войны и резню, которая переломала их жизни. Тем не менее некоторые из пиктов, скоттов и бретонцев решили присоединиться к нашему войску и поклялись до последнего вздоха хранить верность в борьбе против проклятых норманнов. Следуя предложению Брана, военный совет решил объединить наши силы с великим королем Родри Мауром, владыкой всех королевств Кимра, — ибо вместе мы были вполне способны успешно противостоять норманнской угрозе.
И вот в один из прекрасных весенних дней, когда солнце припекало уже достаточно сильно, мы решили отправиться дальше. Нашей новой целью стала цитадель Деганнви на территории Гвинедда. Меня как известного моряка поставили командовать флотом и морскими действиями, подручным моим стал Хагарт. Огромное количество лодок, построенных еще для перевозки рабов в Кордову, теперь развозило освобожденных по их родным местам, а другая часть пошла на перевозку армии. Мы отбыли из Морганвга всего несколькими отрядами, а возвращались мощным флотом и уверенной армией, прекрасно вооруженной за счет разбитых войск Олафа Белого Человека и Айвара Бесхребетного. И сияющая справедливость светила в те дни для меня с небосвода ярче, чем само солнце.
Глава двенадцатая
Деганнви
Соединенный отряд бретонцев, пиктов и скоттов вышел в море на сорока драккарах. За то, что я даровал им свободу, они избрали меня своим вождем. Потеряв в недавней битве множество бретонцев, мы, однако, восполнили свои потери освобожденными рабами, и они теперь стали моими преданнейшими воинами. Переправляться именно на драккарах предложил я, поскольку эти суда были самыми вместительными и в то же время самыми быстроходными. И вот к тринадцати драккарам, оставленным нами в устье, мы прибавили еще двадцать семь.
Теперь все эти люди называли меня Энгус МакЛахлан, ибо большинство пиктов и скоттов, безусловно, признавали во мне свою кровь. Что же касается бретонцев, то их сердца переполняла не скорбь о потере почти половины из тех, кто отправился с нами из Морганвга, — напротив, они были полны ликованием победы, которая, по правде сказать, явилась лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Ибо поход на такого противника, как армада Айвара, связан с большим риском, и даже в некотором роде походил на самоубийство. Теперь же бретонцы были счастливы, Оуен наслаждался воспоминаниями об устроенной нами бойне, а я гордился собой. Наконец-то чаша моей жизни наполнилась, и я начинал ощущать, что счастье уже захлестывает меня через край. И эти чувства горели во мне даже не столько благодаря гибели Айвара, сколько благодаря тому, что я убил его сына. Со смертью Ситрика полностью умерла несправедливость, совершенная в отношении Морского Волка.
И пусть я знал, что жив Хальфдан и что подлость этой змеи не знает границ, я все же радовался, глядя на сияющие лица освобожденных рабов. В то памятное лето 873 года большинство бретонцев из Стратклайда вернулись домой с твердой уверенностью в душе, что ужасы рабства для них больше не повторятся.
Я с радостью в сердце наблюдал воссоединение семей! Матери находили детей, отцы сбивали с них цепи, а лохмотья заменяли на приличные одежды. Все эти люди буквально танцевали на руинах своих бывших жилищ; они даже не проклинали Айвара и его чудовищного сына, изломавших им жизнь, они лишь плакали и кричали от счастья. Да, они вновь стали счастливыми, ибо впереди их ждали не невольничьи рынки Мавритании и Иудеи, где их продали бы, как скот, — женщин сделали бы проститутками, детей нещадно били, а мужчин до самой смерти использовали вместо рабочих животных, — нет, их ждала встреча с родиной и близкими.
И я тоже, то и дело, невольно припоминал те дни, когда сам был рабом. Но еще чаще вспоминал я тот давнишний костер, который угас под утро и который я сравнил с жизнью Айвара, пожравшей саму себя.
И вот теперь, после разгрома норманнов союзом королевств, я, наконец-то, по-настоящему задумался о себе. Что-то говорило мне, что из меня может получиться неплохой вождь, умный и осторожный. Я стал думать, что бы сделал на месте Айвара, вдруг окажись, как он, беспомощным мальчишкой перед лицом объединившихся бретонских королей: Кохобара из Коннахта, Доннхада из Мюнстера, Мьюредаха из Ольстера и Эдха, великого короля Уи Найолла. В таком случае я, пожалуй, быстро бы пришел к выводу, что захватить Эрин на веки вечные — это совсем не то, что периодически вторгаться и грабить его. Ошибка Айвара заключалась именно в его жадности и чрезвычайной самоуверенности. Его подвела собственная алчность. На остров Эрин можно было напасть, можно было даже разбить его армии, но покорить его навсегда — невозможно. Я убрал руку с подбородка и посмотрел далеко вперед, куда стремились теперь наши драккары, рассекая тяжелое серое море острыми носами.
Итак, мы направлялись дальше, на север Кимра, поскольку Бран намеревался предложить великому королю Родри Мауру взять под свое покровительство и защиту также и Морганвг. А поскольку Родри в последней битве с норманнами потерял половину своего войска, причем лучших воинов, такое предложение означало и военную поддержку. Ведь в случае нападения норманнов на владения самого Родри Маура весь Морганвг встал бы на его сторону.
И вот теперь мы направлялись, как я уже говорил, непосредственно в цитадель Деганнви, расположенную на земле Гвинедда, которая вместе с Поувайсом составляла главные владения королевства Родри Маура. Впрочем, я хорошо понимал, что этот обычный и, казалось бы, безопасный переход, который можно расценивать как отдых, неожиданно мог обернуться настоящей трагедией. Ведь, увидев нас, летящих на всех парусах к Деганнви, воины Родри Маура могли принять нас за неприятелей, желающих овладеть их крепостью, и встретить совсем не так, как нам хотелось бы. И потому мы решили послать вперед Брана с остальными бретонцами, чтобы они объяснили людям короля, кто мы и для чего к ним прибыли. А пока Бран будет вести переговоры, мы обождем на судах или, если представится такая возможность, встанем на берегу лагерем. Но тут я подумал о том, что вряд ли нам удастся найти в охваченной войной Британии хотя бы малейшую возможность мирного и безопасного отдыха на берегу. Мне стало ясно, что я совсем не создан для беспрерывной войны. Но не создан я и для мудрой дипломатии. Мне вдруг захотелось жить той самой простой жизнью, какой я жил когда-то давно в той далекой деревне, где появился на свет. Но, увы, еще мать не раз говорила мне, что я — плод войны и потому рожден и воспитан лишь для нее. Но мать говорила и другое. Если я плод хороший, то везде стану искать не добычи, а справедливости. Как она предвосхитила этими простыми словами мудрость Ненниуса!
Мы подошли к Деганнви рано утром и еще издалека увидели, что весь берег перед крепостью заполнен войсками. Вероятно, они давно заметили нас с цитадели и теперь вышли отразить нападение. Бран быстро дал сигнал всем остановиться, а сам поспешно направил свой драккар к берегу.
Я приостановил остальной флот, ибо, испытав в жизни столько неожиданных поворотов, уже привык к тому, что счастливые завершения выпадают нам очень редко. Тем не менее я понимал и другое. Стоящие сейчас на берегу люди хотят только защитить себя и ничего более. Я прекрасно знал и всю ярость норманнских атак, а нас явно приняли сейчас за норманнов, так как наши одежда и оружие были взяты у мертвых датчан. Особенно характерно выглядели костюмы личной гвардии Айвара — изысканные роскошные одеяния, вывезенные из восточных халифатов и по богатству ничем не уступавшие нарядам римских комитатусов.
