Кэбот взглянул на нее и отвел глаза.
— Что-нибудь может помешать Бигглсуортам сделать все, что ты задумала для свадебного торжества? Летти покраснела.
— Почти все готово, — тихо сказала она. — Грейс Пул и ресторатор позаботятся об угощении и обслуживании. Все декорации заказаны. Сувениры и гирлянды готовы. Анжела, Эглантина и ты знаете, как все устроить, и, не сомневаюсь, слуги справятся. Я оставлю эскизы. Мэри убирает мою комнату и, конечно, знает, где лежат все счета, квитанции и письма. Не беспокойся. Все, с кем я имела дело в Лондоне, надежны и заслуживают доверия.
Она подумала, как забавно это, должно быть, звучит в к-человека, собирающегося сбежать, и улыбнулась. — Я сказала это совершенно серьезно, Кэбот. Будет не-зсто, но это выполнимо.
Глава 28
Профессионал знает, когда закончить представление.
Хмурый серый рассвет пропитался влагой, она каплями оседала на спинах, запряженных в телегу лошадей, которые стояли у лавочки зеленщика. Пионы перед кондитерской сгибались под тяжестью росы, а кружевные занавески на окнах кафе обвисли.
Летти, зажав в руке билет, стояла на платформе. Полчаса назад Хэм привез ее на станцию. До отправления поезда оставался еще час.
В такую сырую погоду на улицах было мало людей. Летти погода не пугала.
Свежий воздух был насыщен весенним ароматом зелени и тяжелым запахом земли.
Эти запахи пробудили в ней воспоминания о том, как они с матерью шли рядом по деревенской дороге. Она тогда думала, что ее место там, пока Вернис Фоллонтру не сказала ей, что это не так. Девочкой она мечтала о том, как отец любил бы ее, если бы имел для этого возможность. А потом Летти думала, что ее домом стал мюзик-холл, а актеры — ее семьей, пока не умерла мать, а Альф так горевал, что не мог работать. Затем она узнала, что в ее «доме» нет места для девушки, которая не носит трико и говорит с благородным акцентом. А когда Летти нашла работу в музыкальных постановках, ей сказали, что она недостаточно эмоциональна чтобы играть большие роли.
Всю жизнь она искала и умела находить выход из трудных ситуаций. Однажды ночью, — вскоре после смерти матери, после того самого вечера, когда Ник Спаркл впервые угостил ее шампанским, а девушка из кордебалета бросилась в Темзу, потому что была беременна, — в ту бессонную ночь Летти приняла решение, что отныне все будет происходить для нее, а не с ней.
Никакой доброты, потому что ее нет в мире; побольше смеха, ибо, если смеешься ты, не смеются над тобой; не желать того, чего не можешь получить, потому что в этом мире ничего не дают; вот какой стала Летти Поттс.
Или она так думала.
И вот она снова здесь, с саквояжем в руках, в ожидании следующего акта.
Ведь она всего лишь странница.
Но жизнь все-таки пока не загнала ее в угол. Летти улыбнулась. Она все еще стояла на ногах и сохранила силы для побега. Молодая женщина посмотрела вниз. Фейген, наоборот, казалось, не испытывал ни малейшего желания бежать, идти или даже стоять. Он с несчастным видом свернулся у ее ног и с тоской в глазах смотрел на нее.
Он не хотел идти с ней. Пришлось заманить его куском колбасы и вести на плетеном шелковом поводке. Что-то сжало ей горло.
Никогда в жизни Фейген не ходил в ошейнике. Он всегда следовал за ней как тень, потому что, если бы она исчезла, он остался бы совсем один на этом свете. Она была единственной его опорой, и в этом была его заслуга, а не ее. Летти принимала преданность песика как должное.
— Ладно, Фей, — ласково сказала она. — Наше приклю-рение закончилось. Вот увидишь, будут другие. Мы поедем в {орвегию. Как ты думаешь, селедка вкусная? Подожди, пока яе попробуешь семгу!
Он смотрел туда, где остались Холлиз и Эглантина. Эглантина, которая никогда не принимала его привязанность как должное.
— Мы можем начать все с начала, и, видит Бог, разве нам не повезло?
Фейген встал и отошел от нее, насколько позволял повок. Улыбка застыла на лице Летти.
— Добрый день, леди Агата! — кивнула няня миссис Джепсон, толкавшая коляску с орущим во всю силу своих легких Джепсоном-младшим. Над головой с печальным криком кружились чайки. Из-под платформы выскочила кошка и побежала через улицу. Фейген равнодушно наблюдал за ней.
— Ладно уж, — прошептала Летти, развязывая поводок ,на его шее. — Только заботься об Эглантине, слышишь?
Фейген склонил набок свою мохнатую голову и серьезным непроницаемым взглядом посмотрел на нее. Он не лизнул Летти в лицо. Он был не из тех псов, которые лижутся. Но он нерешительно махнул хвостом и, увернув-„шись от телеги кузнеца, затрусил по улице обратно к Эглантине, домой.
Летти со слезами на глазах смотрела на него. Ей так хотелось вернуться, что, казалось, душа вот-вот вырвется из ее груди и полетит вслед за ним. Но она не могла. Она не была . леди Агатой Уайт. Она была Летти Поттс, как бы ее ни называли. Она шмыгнула носом, пытаясь задорно улыбнуться, но это ей не удалось.
Одним-единственным способом она могла бы разобраться, какая часть леди Агаты была Летти Поттс и какая часть Летти Поттс была леди Агатой. И это было неосуществимо. Она посмотрела на небо. Стая чаек удалялась к горизонту, в сторону моря. Вдалеке темной точкой бежал по дороге Фейген. «Давай, Фей, — прошептала она, — быстрее».
Летти крепко сжала билет и ждала, когда ею снова овладеет радость свободы, как это уже случалось десятки раз, сознание того, что она проскочила сквозь закрывавшиеся ворота или ускользнула от наброшенной сети. Но радости не было. Летти опять убежала, но не обрела свободу. Ее давно, очень давно загнали в угол.
Неожиданно она поняла, что есть только один выход. Разорвала билет, поправила шляпу и спустилась с платформы.
Кем бы она ни была, Летти Поттс не была трусливой.
…Растерянный клерк проводил посетительницу в кабинет Эллиота. Судья сидел за столом, заваленным книгами и бумагами. Смуглый молодой человек, в котором она узнала местного констебля, стоял по другую сторону стола. Увидев ее, Эллиот встал. Молодой констебль, заикаясь, поздоровался и сообщил, что ему пора идти.
Эллиот вышел из-за стола и приблизился к ней. Его лицо выражало внимание, а его поведение оставалось, как всегда, безупречным. Она искала в его лице признаки страдания и горечи, которые он, как она знала, испытывал, когда Ник представился ее женихом. Губы Эллиота были сжаты, в глазах она видела лишь усталость.
— Леди Агата, не желаете ли сесть?
— Предпочла бы постоять.
— Тогда, будьте добры, не подождете ли, пока я провожу констебля. Я вернусь через несколько минут.
— Конечно.
Он закрыл за собой дверь, оставив ее в кабинете. Она прошла в кабинет, оглядываясь по сторонам. Это была комната, предназначенная для работы, обстановка ничего не говорила о ее хозяине — мебель неприглядная и не очень удобная, шкафы все разные и забитые бумагами. На столе были веером разложены письма.
