Пыли практически не было. Наверное, воздух очень хорошо фильтровался.
Я разорвала пакет с бельём и кое-как застелила постель. Стащила одежду, сунула пистолет под матрац и повалилась на койку. Хоть и железную, но вполне комфортабельную. Или я настолько устала?
В стену справа постучали.
– Всем сладких снов, – донёсся приглушённый голос Грэя.
– Пока на нас не сбросят атомную бомбу, меня не будить, – отозвался из-за другой стены Артём.
Да, перегородки между «апартаментами» тонковатые. Надеюсь, никто из моих друзей не храпит?
Это была последняя мысль, перед тем как я провалилась в крепкий сон…
Когда как следует выспишься, всё воспринимается по-другому. Так уж устроен человек – по утрам хочется жить и любить. И не думать о трудном и плохом вчерашнем. Даже если трудное и плохое затаилось где-то поблизости…
Лампочку я не включала, но через закрытые веки прорывается свет. Неужели вчера забыла погасить?
Сладко зеваю и открываю глаза.
Нет, лампочка не горит. Безжизненный стеклянный пузырь никогда бы не дал столько сияния, столько тепла… Я щурюсь от яркого солнца. И конечно, понимаю, что этого не может быть. Между мной и небом – толща железобетонных плит и земли.
Значит, я ещё сплю. Хотя всё вокруг такое ясное и живое.
Сажусь на кровати и потягиваюсь. Потом щупаю под матрацем – металл пистолета холодит пальцы. Удивительный сон.
Я встаю. И едва не вскрикиваю от неожиданности. Тело легко, как пушинка, взлетает вверх. Загребаю руками, будто плыву, и всё выше поднимаюсь к нереально яркому, нереально синему небу… Солнце слепит глаза, но это ничего. Это лучше, чем темнота.
Я не боюсь упасть. И не смотрю вниз. А когда оглядываюсь – дома уже такие маленькие, почти игрушечные. Улицы залиты светом, по ним ходят люди. Много людей. И почему-то совсем не видно развалин… Что это за город?
Я присматриваюсь и вдруг узнаю свою улицу. Ту самую, на окраине Воронежа… Небольший дворик, заросший тополями и клёнами. Наш дом… Я знаю, если спуститься пониже и заглянуть в окно на четвёртом этаже, можно увидеть маму и братишку. А отец, наверное, ещё не вернулся… Он так много работает. И сильно устаёт, это по глазам видно. Зато он бросил курить. Он – совсем молодой, мой отец. Только морщинки возле глаз стали острее в последнее время. Но он счастлив – наконец-то у него нормальная работа…
Ветер налетает прямо в лицо. Наверное, потому так трудно смотреть…
Я отворачиваюсь и замечаю многоэтажное светло-серое здание.
Москва, общага универа. Корпус 8. Там, на шестом этаже несколько столов сдвинуты в один ряд. Пара бутылок водки, чуть-чуть вина и море пива. А главная закуска – жареная картошка. Вокруг, на стульях и табуретах, многоголосая и весёлая студенческая компания. 25 сентября 2011-го. Сегодня Женьке Зимину исполнилось восемнадцать. Женька – душа общества. Он рассказывает анекдоты, и на целый этаж разносятся взрывы хохота. Потом кто-то приносит стереосистему, и начинаются танцы. Тон задают москвички – яркие, раскованные. Они многое успели попробовать в этой жизни. И чувствуют себя уверенно. Сразу две вертятся вокруг Женьки. Я слегка теряюсь. Я всего лишь закомплексованная провинциалка. Скромно одетая, так и не освоившая до сих пор столичный жаргон…
Один из наших одногруппников меняет диск. Из колонок – спокойные аккорды. Медленный танец. И Женька идёт через всю комнату, идёт мимо москвичек… Сначала даже не верится. Его рука бережно и мягко ложится на мою талию. Его губы так близко… Что-то шепчут в самое ухо. Какую-то милую чепуху.
Целый вечер он танцует только со мной. Иногда я перехватываю непонимающие, злые взгляды московских девчонкой… Но мне всё равно. Лишь бы чувствовать его прикосновения, слышать его голос…
Не знала, что на высоте такой ветер… Закрываю глаза и поднимаюсь выше… Ветер не унимается, играет моими волосами. Ещё выше… Туда, к голубому небу…
Пускай этот сон не кончается.
Лететь целую вечность, раствориться в солнечном свете…
Я вздрагиваю и открываю глаза. Что-то неуловимо изменилось вокруг. Поворачиваю голову. Длинная чёрная трещина пролегла по небосводу. Она змеится сотнями отростков, она растёт с каждым мгновением…
– Так не бывает! – Никто не слышит моего крика. Город внизу продолжает размеренную жизнь. И улицы пока ещё залиты светом, и солнце отражается в оконных стёклах. За стёклами – люди. Те, кто мне дорог, те, кого я люблю. Они меня не услышат…
Я мчусь к чёрной трещине, я пытаюсь удержать её края… Но небо под моими руками осыпается тускнеющими, безжизненными осколками. Оказывается, небо – такое хрупкое…
Чернильно-густая тьма прорывается внутрь. Я не могу её остановить! Во тьме – холодное мерцание живых нитей. Жадными щупальцами они тянутся к городу, они взламывают ярко-голубой купол. И небо не выдерживает – с оглушительным треском раскалывается на миллионы обломков. Падает на дома…
Темнота, густая и непроглядная…
Я вскочила на постели. Сердце бешено колотится. Где я? Да, помню. Пистолет под матрацем.
Выдернула оружие. Пальцы зашарили по стене. Где-то здесь был выключатель…
Свет ночника совсем безжизненный. Заглянула под обе кровати. И даже в тумбочки. Глупо, но я ничего не могу с собой поделать… Будто все детские кошмары вдруг решили вынырнуть со дна памяти…
Никого… Я одна в комнате.
Безотчётный страх не отпускает. Путаясь в рукавах и штанинах, я торопливо натянула одежду. С пистолетом выскользнула из комнаты.
В коридоре дежурное освещение. Ещё более тусклое, чем свет ночника. Тишина. Ничего, кроме стука сердца. Мягкое ковровое покрытие делает совсем неслышными шаги моих босых ног.
На мгновение я замерла у двери Артёма. Оттуда не доносилось ни звука. Я чуть повернула ручку. Не заперто.
Дверь стальная, как и все другие. Это хорошо – даже из «Калашникова» не пробьёшь. Очень осторожно я приоткрыла её, так что образовалась узкая щель. И сразу услышала равномерное посапывание Артёма.
Держа пистолет наготове, ногой распахнула дверь. Даже неяркого света из коридора достаточно, чтобы понять – внутри только физик. Но я всё-таки щёлкнула выключателем у входа. Вспыхнула неоновая лампа на потолке. Артём заворочался, по-детски причмокивая. Лицо тоже было почти детское, расслабленно-безмятежное.
Я не решилась его будить. Что я ему скажу? Поделюсь своими кошмарами? За последние дни он и так вымотан до предела.
Выключила свет и аккуратно закрыла дверь.
Вдоль коридора таких комнат – по шесть штук с каждой стороны. Заглядывать в каждую? Нет, это уж настоящая паранойя. Враги не станут прятаться под кроватями.
Но лечь спать я уже не смогу.
Остановилась у комнаты Грэя. На то он и доктор…