— Проснись! — крикнул он и потряс ее за плечо. — Ну, дорогая, проснись же, ради бога!
— Что случилось? — Еще не совсем очнувшись, она села и, почувствовав неладное, испуганно прильнула к Джиму. — Джим, что происходит?
— Похоже, поезд потерял управление. Я схожу посмотрю, что стряслось. Оденься и не забудь о флаге. Жди меня здесь. Лучше всего лежа на кровати: если поезд сойдет с рельсов, она смягчит удар.
Он натянул на себя пиджак, ловко зашнуровал ботинки и на секунду прижал Аделаиду к себе.
— Я люблю тебя. Веришь? Люблю больше всего на свете. По сравнению с этим жизнь, смерть, Рацкавия, Англия — ерунда. Я должен был тебе это сказать.
Она прижалась к нему лицом. В темноте он гладил ее густые темные благоухающие волосы. Он услышал ее голос:
— Джим, всю свою жизнь я любила только тебя с того самого дня, как мы встретились у «Локхарта и Шелби». Никогда не переставала любить. Я люблю тебя, слышишь, Джим?
Раздался взрыв — взрыв, как будто перенесший их на несколько месяцев назад в то солнечное утро в Сент-Джон-Вуде, когда с таким же грохотом разорвалась бомба. В следующее мгновение вагон мощно качнуло, и он с грохотом завалился набок. Их отбросило к стене, хотя в такой сумятице никто не смог бы сказать, где стена, где пол, а где потолок. Ошеломленные, они сражались с облепившими их простынями; шипя, вырывался воздух из тормозных колонок, летели угли от взорвавшейся топки, и жар раскаленного металла врывался внутрь вагона.
Не обращая внимания на боль, Джим вырвал застрявшую в каком-то капкане ногу. Ударился спиной об окно. Оглянулся, чтобы найти Аделаиду; она лежала почти без чувств с рассеченной бровью. С трудом ему удалось вытащить ее из-под груды одеял.
Кроме сорочки, на ней ничего не было. В месиве на полу Джиму удалось обнаружить ее плащ. Привстав, он ударился обо что-то головой и выругался, потом примерился и высадил оконное стекло.
— Сюда! — крикнул он и поднял Аделаиду на руки.
Она была легкой, как ребенок. Помогая ей выбраться из окна, он следил, чтобы она не поранилась осколками стекла.
— Прыгай! Отойди подальше от паровоза, а я пока поищу Бекки! — крикнул он и тут увидел ее ботинок. Значит, она стояла босая в снегу. Он бросился на поиски обуви.
Завалившийся набок вагон освещали лишь слабые вспышки алого пламени, но Джиму повезло. Провозившись несколько секунд, он нашел второй ботинок и выпрыгнул из вагона.
— А теперь надо найти флаг. Ты помнишь, где он? Ну же, быстрее!
Она кивнула, взглянув на него темными влюбленными глазами. Обувшись, стала взбираться по насыпи туда, где лежал второй вагон. Джим услышал голоса: из разбитого поезда начали показываться головы, руки, туловища, но он не обращал на них внимания, карабкаясь по боковой стороне вагона к следующей двери.
Нащупав дверь, он рванул ручку. Дверь раскрылась настежь. Джим закричал:
— Бекки! Бекки! Ты здесь?
Она ответила из темноты вполне сдержанно:
— Не кричи! Кажется, я сломала руку или ребро Может быть, ключицу. Не знаю. Не могу пошевелиться.
Он спустился вниз, в темноту. На ощупь нашел ее свободную руку и по ней — всю Бекки. Она была в ловушке: когда порвались подвесные ремни, верхняя полка упала и придавила ее. Джим, поднатужась, приподнял полку.
— А теперь можешь вылезти?
Она попыталась, вскрикнула, попыталась еще раз. Тем временем Джим еле-еле удерживал на весу полку, которую сразу же бросил, как только Бекки была вне опасности.
— Ты обута?
— Нет…
— Ботинки тебе пригодятся.
Пошарив в купе, Джим нашел ботинки и швырнул их наружу. Обнял ее за талию, и в тот же момент она окончательно потеряла сознание. Ну что ж, тем легче будет нести. Джим чувствовал, как трутся друг о друга ее сломанные ребра, и все же он безжалостно проталкивал ее вперед, пока большая часть ее тела не оказалась снаружи. Потом он сам выкарабкался из вагона и наконец вытянул Бекки полностью.
К этому времени студенты вылезли из второго вагона, и капрал Коглер, волнуясь, передал Аделаиде флаг, край которого порвался и повис теперь алой лентой во всю свою шелковую длину.
— Все целы? — спросила Аделаида.
— Михаэль погиб, — сказал Густав, сдерживая рыдания. — У него переломана шея…
За ним шли два студента, бережно неся тело.. Они положили Михаэля под деревья и накрыли его одеялом. Джим потрепал Густава на плечу.
— А где Вилли? — спросил Карл. — Все еще в кабине?
Они посмотрели на изуродованные шпалы. Зловеще мерцало пламя, и темные стволы маячили, как театральные декорации. Джим не удивился бы, если бы бутафорские деревья вдруг расступились и в просвете появился сам Луи де Франчи из «Корсиканских братьев», раненный в роковой дуэли.
— Держитесь, — устало сказал он и покачал головой. — Вилли нигде нет, да и этого солдата, как бишь его?..
— Швайгнер, — ответил капрал. — Я с самого начала не доверял ему. Черт возьми, я должен был находиться с ним в кабине.
— Невозможно все предусмотреть, — сказал Джим. — Заберите все необходимое из поезда.
Как будто подчеркивая его слова, вспыхнул вытекший из цистерны газ, и мощное возгорание на секунду лишило их дара речи.
Пока два студента лезли в вагон за оружием, Джим обратился к капралу:
— Вы, случайно, не знаете, где мы находимся?
— Не более чем в трех-четырех километрах от Андерсбада. Глядите, вон верстовая отметка.
Прямоугольная оловянная пластинка с поблекшими цветами Рацкавийской железнодорожной компании была прибита к стволу дерева. Заслоняя глаза от жара, Джим пытался разглядеть, что там, за пылавшим паровозом, но не видел ничего, кроме бесконечных рядов сосен, которые мрачным строем исчезали в темноте.
— Мы, кажется, совсем близко от замка, — пробормотал он, ни к кому не обращаясь.
— Замок — на вершине холма, — послышался измученный голос.
Джим оглянулся и увидел Бекки, которая сидела на пне и держалась за бок.
— Если это так близко, мы сейчас же пойдем туда, — сказала Аделаида. — Нам надо поднять флаг…
Она остановилась, услышав, как и все остальные, характерный шум идущего вдалеке паровоза. Хотя поезд был еще на солидном расстоянии, фырканье пара и стук кривошипов отчетливо доносились в беззвучной ночи.
— Решение принято, — сказал Джим. — Мы выступаем немедленно.
— А как быть с фрейлейн Винтер? — перебил его Карл.
Бекки сидела не шевелясь. Джим видел слезы, блестевшие на ее щеках.
— Сможешь идти? — нежно спросил он. Она покачала головой:
— Оставьте меня здесь. Спрячусь или что-нибудь придумаю.
