С началом занятий времени у Джона стало в обрез. За всеми заботами он почти ничего не замечал вокруг, и только когда Грейс не пришла в университет третий день подряд, понял: что-то не так.
— В чем дело? — спросил он ее. — Тебя опять не было на термодинамике.
Грейс пожала плечами. Они стояли в кабинете, расположенном на уровне второго этажа, откуда просматривался весь цех. Из-за занятий бывать тут получалось только с обеда до полуночи.
— Да скукотища эта термодинамика, — сказала Грейс.
— В пятницу контрольная.
— Генри говорил.
— Ты должна ходить в университет.
— Я ничего не должна!
— Ладно, ладно. Извини. Если хочешь, я принесу тебе конспекты.
— Не стоит.
— Почему?
— Я бросила этот предмет. — Грейс отвела взгляд. — Я бросила все предметы.
— Что? Что ты?..
— Да, я больше не студентка.
— Почему ты не сказала мне раньше? Чтобы я мог…
— Отговорить меня?
— Да.
— Не сказала и все.
— Но зачем ты это сделала? Ради чего?
Грейс широко повела рукой.
— Ради этого, конечно.
— Ради «Волшебников»?
— Ну да. Фирма работает как часы. Отлично работает. Перспективы великолепные. У нас уже сейчас заказов на миллионы долларов. Судя по прогнозам, я скоро смогу увеличить производственные площади в два раза!
— Разве обязательно было бросать университет?
— Нельзя руководить многомиллионным бизнесом от случая к случаю, когда есть свободное время.
— Мы могли бы нанять кого-нибудь.
— Мало нам Висграта? Я ни за что не соглашусь назначить директором кого-то со стороны.
— Есть ведь еще Генри и я. Мы…
Грейс пожала плечами.
— Мне кажется, я справлюсь лучше.
Джон поразился, насколько изменилась Грейс. Жесты, мимика, речь, одежда — все. В голове всплыли ее пьяные признания трехмесячной давности.
— Ты стала другой. Настоящая бизнес-леди.
— Да, я другая. Я почувствовала себя взрослой.
Джон ощущал близость ее тела — хорошая фигура, чистая кожа, духи. Это была не та Грейс, с которой он познакомился в сентябре.
— Грейс…
Внезапно она отвернулась, и Джону стало неловко. Грейс протянула ему конверт.
— Чуть не забыла. Кайл просил передать. Просто чтобы подвести черту, как он выразился.
— А-а.
И судебный иск, и все претензии муниципалитета прошли как страшный сон, будто и не бывало. Джон вспомнил, каким трудным выдался декабрь, с каким отчаянием они искали выход. И как Висграт стал их спасителем. Теперь все те проблемы казались ерундой.
Джон разорвал пальцем конверт. Внутри лежала дюжина листов большого формата. Когда Джон поднял взгляд, Грейс уже стояла у дверей кабинета.
— Мне надо… надо зайти к Вив, — сказала она. — Потом увидимся.
Джон кивнул. Вздохнув, он плюхнулся в старое кожаное кресло, вытащил документы и стал листать.
Иск от Пакелли был в самом конце. Джон уже хотел отбросить его, как вдруг заметил фамилию соистца по делу и чуть не подпрыгнул. Словно его окатили ведром ледяной воды. Будь это какой-нибудь Смит или Джонс, он бы и не обратил внимания. Но много ли в мире Харборихов?
Их надули. Обвели вокруг пальца.
Вначале Джон был потрясен. Потом понял, какого свалял дурака. Вспомнил, как жарко ратовал за сделку с «Эм-Вис». Возможно, последнее обстоятельство сыграло главную роль в его решении не говорить ни о чем Генри и Грейс. Да и чего он добьется, если расскажет? Грейс кинется выяснять отношения с Висгратом, Генри захандрит и замкнется в себе. Нет, пусть лучше все остается как есть.
Джон сунул бумаги в ржавый шкаф на старой фабрике и постарался о них забыть.
Однако каждый раз, встречаясь с Висгратом, получая очередную возмутительную служебную записку от Харбориха или участвуя в конференц-связи о прогнозах сбыта, Джон чувствовал себя на крючке.
Он перестал ходить на собрания. Пропустил одно заседание совета директоров, потом еще одно. Скоро Грейс возмутилась таким наплевательским отношением; в ответ он предоставил ей самой распоряжаться правом его голоса. Все чаще Джон бывал на старой фабрике, мастерил свои любимые классические пинбол-машины. Когда Висграт спрашивал, почему его так редко видно, отговаривался занятиями в университете или экзаменами.
Однажды неожиданно позвонила Джанет Рейберн. Джон несколько раз писал им с Биллом, послал открытку на Рождество и большую корзину яблок со своей первой зарплаты в компании, однако больше не звонил и не заезжал. Ему хватило того года, что он прожил у них. Слишком больно. Эти люди не его родители, и хотя они были не против усыновить его, он никогда на это не пойдет. У него есть родители, хотя и не здесь.
— Как ферма? Как Билл? — спросил Джон.
— Нормально. Все в порядке. Билл целыми днями возится в сарае, что-то латает, ремонтирует. Весна не за горами, надо подготовиться.
Они поболтали несколько минут, потом Джанет сказала:
— Здесь о тебе спрашивали.
— Кто?
— Какой-то иностранец.
Джон не стал уточнять, что за иностранец. Очевидно, со странным, то ли славянским, то ли германским акцентом.
— Интересовался, откуда ты приехал.
— И что… что вы сказали?
— Да ничего. — Джанет рассмеялась. — Некоторые люди слишком любопытны. Таких надо ставить на место. Мы никогда не спрашивали тебя, откуда ты или от чего ты бежишь. Хорошего человека и так видно. А тот парень нехороший.
— Спасибо, — сказал Джон.
— Не за что. Может, приедешь к нам на Пасху? И ту девушку, Кейси Николсон, привози. Она славная.
— Мы не…
— Эх вы, молодежь. Все порхаете. Сегодня одна, завтра другая. Я тебе рассказывала, что Билл был единственным парнем, с которым я встречалась?
— Нет, я не знал.
— Кейси хорошая девушка. Взял бы да позвонил ей, узнал, что она делает сегодня вечером.
— Наверняка развлекается со своим другим парнем, Джеком, — сказал Джон резче, чем ему хотелось.
— А, вот она какая, — протянула Джанет. — Тогда лучше с ней не связываться.
— Я тоже так считаю.
— Что ж, значит, приезжай один. Мы будем тебе очень рады.
— Спасибо. Может, и приеду, — сказал Джон.
Он повесил трубку. Не было сомнений, кто рыскал около фермы — Харборих либо Висграт. Но что они надеются вынюхать? Джона внезапно затошнило от осознания масштабов того, во что он ввязался; ему пришлось ухватиться за кухонный стол, чтобы не упасть.
