Рип бросил кости на стол, выпало один и два.
– Не очень хорошо для меня, Гаргантюа, если это была игра краплеными картами. Ничего страшного, я буду сотрудничать. Палите.
– Мистер Хиллборо, как давно вы знакомы с Мэйнардами?
Рип уставился на него:
– Это что, важно?
– Это просто жизненно важно, даю слово! Я не мог спросить вас раньше, до вчерашнего вечера у меня не было доказательств. Как давно вы знакомы с Мэйнардами?
– Ну, дайте вспомнить. Они приехали из Нью-Йорка в Голиаф, думаю, в пятьдесят шестом. Я познакомился с Мэдж в пятьдесят девятом, когда учился на последнем курсе в школе права. Да, в пятьдесят девятом! Значит, всего шесть лет чуть меньше или больше. А что?
– Были ли какие-то случаи, насколько вам известно, когда Генри Мэйнард отсутствовал дома в течение нескольких месяцев?
– Да! – Было видно, что у Рипа проснулся интерес. – Да! – повторил он. Вскоре после того, как они переехали в Голиаф, как я слышал, ректор университета Колт пригласил Мэйнарда вести курс высшей математики, читать лекции по математике то есть. Тот отказался. Ему очень нравилось читать лекции, как вы слышали от Мэдж. И Колт очень известное место; туда много инвестируют, но в учебном заведении не хватает вековых традиций, которые так привлекали старика. Так что он отказался. И все же это любопытно, Гаргантюа!
– Весьма любопытно, продолжайте!
– Где-то в шестидесятых, – продолжал Рип, – такое же предложение было сделано колледжем Коттон-Матер в Полчестере, Массачусетс. Коттон-Матер небольшое заведение и очень конгрегационалистское, но оно насквозь пропитано традициями и почти такое же старое, как Гарвард. Старик Мэйнард принял предложение на академический год – 1961/62-й. В Голиафе он нанял экономку присматривать за Мэдж – она не великая домохозяйка, как вам известно, – и уехал в Полчестер. Но он пробыл там всего один семестр, осенний семестр шестьдесят первого года. Потом он снова вернулся, сказав, что молодые люди в большинстве своем дуболомы и что он радовался еще больше, когда уехал оттуда. – Здесь Рип задал назревший вопрос: – Послушайте, Гаргантюа, я не знаю, зачем вам все это надо или чему это может помочь. Но вы могли бы хоть намекнуть. И что еще вы хотели бы узнать?
– Больше ничего, мистер Хиллборо. Это все.
– Все? – пробормотал Рип и посмотрел на него обалдевшими глазами. – Вы сказали, все?
– Да, сказал.
– Тогда вы не будете против, чтобы отпустить меня сейчас? У меня есть несколько дел, которыми нужно заняться. Я должен повидать Мэдж теперь, когда ее наконец вынули из обертки. Извините, что так мало смог вам помочь.
– Так мало помочь? – усмехнулся доктор Фелл, высоко поднимая свою палку. – Вы оказали самую потрясающую помощь – вы положили последний кирпичик в здание. Собственно говоря, вы так сильно нам помогли, что я вознагражу вас не просто намеком, а очень ценным советом. Вы уезжаете из Чарлстона завтра?
– Да, во второй половине дня. Есть рейс через Вашингтон, который доставит меня домой рано вечером. Вы что-то говорили насчет совета?
Во время этого обмена мнениями Алан стоял в дверном проходе, явно не замечаемый ни Рипом, ни доктором Феллом. Когда он продвинулся дальше в комнату, ему показалось, он различил за своим плечом какое-то движение, как будто кто-то подслушивал, стоя сзади него в холле. Но он не обратил на это внимания.
Доктор Фелл снова заговорил.
– Насчет совета? Ага! Завтра утром… – начал доктор Фелл, потом замолчал и состроил ужасающую гримасу предупреждения и осторожности, приложив палец к губам. – Ш-ш-ш! – сказал он.
– Что с вами стряслось, Гаргантюа? Что за «ш-ш-ш»?
– Завтра утром, – сказал доктор Фелл театральным шепотом, – капитан Эшкрофт получит ордер на обыск вещей каждого в этом доме. Он будет обыскивать также и другой дом, хотя это вряд ли нас касается. Ордер, позвольте мне повториться, будет выдан завтра рано утром. Если вы не хотите, чтобы среди ваших вещей нашли что-нибудь сомнительное – я не имею в виду страшные тайны, разумеется, но просто что-то нежелательное для вас, постарайтесь избавиться от этого заранее. Мы понимаем друг друга?
– Послушайте, а что здесь понимать? – спросил Рип с некоторым высокомерием. – Мне нечего скрывать, знаете ли. Пусть обыскивают мою комнату, мой багаж и меня лично – желаю удачи, и пропади они все пропадом! И все же спасибо за совет. Вы желаете мне добра, полагаю, хотя методы у вас слишком жесткие. А пока – до свидания, увидимся позже.
И он зашагал в холл. Доктор Фелл, посапывая и отдуваясь, обратился к Алану как человек, пытающийся сделать над собой усилие.
– Заходите, – сказал он сердечно, – разумеется, заходите. Боюсь, я не слишком удачливый конспиратор, для подобной роли у меня и лицо, и фигура совсем неподходящие. Но я стараюсь изо всех сил. Наш молодой друг Шелдон уже усомнился в здравости моего ума, и мне не хотелось бы заходить с этим слишком далеко.
Алан посмотрел на него:
– Вы встревожили Марка Шелдона своими манипуляциями с полевым биноклем. К тому же вы и так зашли слишком далеко. Магистр, что такое с этим полевым биноклем?
– Полевой бинокль, – ответил доктор Фелл, – тот же самый, который мне дали в пятницу во второй половине дня, чтобы посмотреть на Форт-Самтер с расстояния. Я достал его с мансарды, когда приехал сюда сегодня вечером. Когда я приехал, было темно. Сначала мне показалось, что будет некоторой проблемой попытаться использовать бинокль по прямому назначению. Возбуждение действовало на него как крепкий напиток. – Однако с помощью электрического фонаря капитана Эшкрофта мы смогли увидеть…
– Что увидеть?
– Увидеть место, где листва была срезана. Это было первое и наиболее очевидное действие, вы согласны?
– Вовсе не очевидное, нет. Не могу согласиться с вами, пока вы не разъясните мне, о чем речь.
– Но я именно и разъясняю, о чем речь! Для вашего дальнейшего просвещения я мог бы добавить, что в мансарде я нашел также инструмент, который до этого никто из нас не заметил. Это были весы.
– Весы?
– Для взвешивания предметов среднего веса, – серьезно сказал доктор Фелл. – Банки, несомненно, используют такие весы для взвешивания серебра и меди. Зачем Генри Мэйнард первоначально приобрел эти весы или что он собирался с ними делать, я не намерен разгадывать. Но они имели непревзойденную ценность для кого-то другого, чтобы взвесить орудие убийства. Это, по крайней мере, наверняка достаточно ясно, я надеюсь? Или… нет, – и доктор Фелл вцепился себе в волосы, – возможно, это как раз не ясно?
– Послушайте меня, магистр! – вскипел Алан. – Когда настанет время положить карты на стол, вы объясните в нескольких словах все, что нельзя было понять. Это время почти настало?
– Настало.
– Между тем факты, которые в вашем мозгу настолько потрясающе ясны, вовсе не являются таковыми для других людей. Лучше вообще ничего не говорить, чем рассказывать то, что звучит как тарабарщина. Не могу понять, для чего меня сюда вызвали, – воскликнул Алан, – и какая от меня может быть помощь в финале!
