Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
— С моей стороны возражений нет. Хотел бы все же напомнить, что мне нужны деньги.
Снова повисла пауза. Итальянец с видимым усилием, медленно выплывал из своего патриотического морока.
— Сколько вам надо?
— Еще десять тысяч франков. Или в лирах по курсу. Ницца — очень дорогой город.
Итальянец слегка скривился.
— Ну, посмотрим… Вы уже познакомились с Сусанной Ферриоль? Нашли способ войти в ее круг?
Сложив ладони щитком, Макс прикурил сигарету, которую давно вертел в пальцах.
— Завтра я приглашен к ней на ужин.
В оценивающем взгляде Барбареско Макс внезапно заметил искорку одобрения. Вполне искреннего.
— Как вам это удалось?
— Неважно. — Макс выпустил облачко дыма, тотчас рассеянное бризом. — По мере освоения территории буду вам сообщать.
Барбареско криво усмехнулся, краем глаза рассматривая костюм, явно сшитый по мерке и безупречно выглаженный, галстук и сорочку от Шарве, глянцевый блеск купленных в Вене башмаков «Шеер». Максу почудилась в этом взгляде смесь восхищения и злости.
— Только не тяните особенно ни с освоением, ни с сообщениями. Время работает против нас, сеньор Коста. Время — наш враг. — Он надел шляпу и мотнул головой в сторону своего напарника: — Наш с Доменико. И ваш — тоже.
— Русские бьются в Сорренто не за приз, — рассуждает Ламбертуччи. — С этой «холодной войной», атомными бомбами и всяким-разным прочим и шахматы в дело пойдут… Естественно, Советы хотят быть в каждой бочке затычкой.
Приглушенное занавеской из разноцветных пластиковых шнуров, доносится из кухни радио — Патти Право[43]исполняет «Грустного мальчика». За столиком у входа капитан Тедеско с унылым видом — он проиграл две партии — убирает шахматы в ящик, а хозяин ресторанчика разливает по стаканам красное вино.
— Люди в Кремле, — продолжает Ламбертуччи, ставя стаканы на стол, — желают продемонстрировать, что их гроссмейстеры лучше западных. Это докажет преимущество Советского Союза, который непременно добьется победы политической, а надо будет — и военной.
— И что же? Правы они? — спрашивает Макс. — Они в самом деле мастаки играть в шахматы?
Он сидит в одной сорочке с расстегнутым воротом, повесив пиджак на спинку стула, и внимательно слушает. Ламбертуччи всем своим видом выражает уважение к советской шахматной школе.
— Да им есть чем гордиться. Международная федерация пляшет под их дудку и слова поперек не скажет. И для них сейчас представляют угрозу только двое — Бобби Фишер и Хорхе Келлер.
— И угрозу эту приводят в исполнение, — вмешивается капитан, отхлебнув вина. — Эти юные бунтари, свободно мыслящие, ничем не скованные, играют в новые шахматы. Они несравненно изобретательней и заставляют старых динозавров отказываться от привычных, ритуальных ходов, от неспешной позиционной борьбы и выманивают их на неведомые тем просторы.
— Тем не менее, — заключает Ламбертуччи, — тон пока что задают они. Латыш Таль проиграл Ботвиннику, который год спустя сам потерпел поражение от армянина Петросяна. Все они русские. Советские, верней сказать. И чемпион мира сейчас Соколов: русские передают корону друг другу и больше никого к ней не подпускают. И Москва не хочет, чтобы такое положение изменилось.
Макс подносит стакан к губам, смотрит наружу. Под тростниковым навесом жена Ламбертуччи расстилает клетчатые скатерти, вставляет свечи в горлышки порожних бутылок в ожидании клиентов, появление которых в этот час маловероятно.
— И надо так понимать, — осторожно осведомляется Макс, — что шпионаж в этих делах — дело обычное?
Ламбертуччи сгоняет муху, присевшую ему на предплечье, почесывает старую абиссинскую татуировку.
— Самое обычное. Каждый матч — это такой клубок заговоров и интриг, что хоть кино про шпионов снимай… Игроков они прессуют крепко. Для советского человека выбор прост: победишь — получишь разнообразные привилегии, попадешь в элиту, а проиграешь — жди очень больших неприятностей. КГБ не прощает.
— Вспомни историю футболиста Стрельцова.
Бутылка вина успела обойти стол, покуда капитан и Ламбертуччи обсуждали случившееся со Стрельцовым: он, один из лучших в мире футболистов, игрок уровня Пеле, жестоко поплатился за отказ перейти из родного «Торпедо» в московское «Динамо» — команду КГБ. Его осудили по сфабрикованному обвинению и отправили в сибирский лагерь. Он вернулся через пять лет, но его футбольная карьера была сломана.
— Такими методами они действуют, — говорит Ламбертуччи. — И Соколова может постичь та же участь. За доской он кажется очень спокойным, но можно представить, что там у него внутри… Когда вокруг неотступно — все эти тренеры, секунданты, телохранители, когда тебе то и дело звонят из Кремля и Хрущев твердит, что социалистический рай надеется на него, и эти надежды нельзя не оправдать…
Тедеско согласно кивает:
— Истинное советское чудо, что они при всем этом умудряются еще хорошо играть в шахматы. И собираться в нужный момент.
— А как насчет всякого рода «грязной игры»? Без нее не обходится? — как можно более осторожно спрашивает Макс.
Тедеско криво усмехается, щуря свой единственный глаз:
— Помилуй, как можно? Как ты ее обойдешь? Они сызмальства приучены подстраивать замысловатые и сложные каверзы.
И начинает рассказывать о некоторых. На прошлом чемпионате мира в Маниле, когда Соколов встречался с Коэном, сотрудник советского посольства сидел в первом ряду и беспрестанно щелкал фотоаппаратом со «вспышкой», ослепляя израильтянина. На олимпиаде в Варне русские посадили в зал парапсихолога, который силой внушения мешал соперникам сосредоточиться. Еще уверяют, что секунданты Соколова, защищавшего свой титул в матче с югославом Монфиловичем, передавали своему подопечному указания вместе с йогуртами, которые тот ел во время партий.
— Но самое замечательное было с Бобковым, который бежал из Советского Союза, попросив политического убежища, — на турнире в Рейкьявике агенты сумели пропитать его белье, сданное в прачечную при отеле, бактериями, вызывающими гонорею.
Макс понимает, что настал благоприятный момент.
— А бывает так, — спрашивает он словно между прочим, — что шпионы внедрены в команду соперника? Ну там, аналитики…
— Аналитики? — Ламбертуччи взглядывает на него с живым интересом. — О-о, Макс, я вижу, ты стал разбираться в таких тонкостях…
— Да почитал кое-что…
Да, случается иногда, подтверждают оба собеседника. Были громкие скандалы, вроде заявлений одного из секундантов норвежского гроссмейстера Аронсена, который встречался с Петросяном незадолго до того, как Соколов лишил его чемпионского титула. Секундант, англичанин по фамилии Бирн, признался, что передавал сведения организаторам тотализатора, причем ставки на каждую партию доходили до двух тысяч рублей. Вскоре выяснилось, что сведения эти прямиком шли в КГБ, а оттуда — в команду Петросяна.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
