Как бы то ни было, она больше не верит ни единому его слову.
Морган раскаивалась в том, что занималась с ним любовью.
— Чем больше я смотрю на тебя, дорогая, — сказал Джервис, войдя в летний домик, — тем сильнее восхищаюсь твоей красотой. Тебе очень идет розовый цвет. Ваш обожатель, измучившийся от безнадежной любви, перед вами. — Он прижал руку к сердцу, и на губах его появилась насмешливая улыбка.
Морган не могла понять, шутит ли он или говорит всерьез. Именно в такой легкой, флиртующей манере он заговорил с ней впервые в Брюсселе. Что скрывалось под маской светского угодника, определить было совершенно невозможно, хотя знакомы они были давно. Оно и неудивительно. Он гораздо старше и опытнее ее.
— Что она сказала? — спросила Морган без тени улыбки, пропустив его слова мимо ушей.
Джервис опустился в кресло.
— Полагаю, тебе это хорошо известно, cherie, — ответил Джервис. — Надеюсь, теперь Бьюкасл перестанет считать меня врагом. Она написала ему. Ты заставила ее сделать это. Она пришла сюда вымолить у меня прощение.
— Я вовсе не заставляла ее писать брату. Даже не советовала, — возразила Морган. — Я только хотела знать правду. Единственное, что я себе позволила, так это ироническую улыбку в тот момент, когда она попыталась оправдать свой поступок юным возрастом.
— Ты бы никогда не сделала ничего подобного, не так ли? Выложила бы все своему отцу и нежеланному жениху. Ты крепкий орешек, леди Морган Бедвин. Кстати, сообщницей Марианны была Генриетта.
— Она призналась в этом? — поинтересовалась Морган.
— Нет, — рассмеялся Джервис. — Ты на ее месте тоже не призналась бы. Думаю, было настоящей пыткой в детстве хранить секреты своих старших братьев и сестер. Но ты не бегала к Бьюкаслу, не ябедничала.
— Не было нужды, — сказала она. — Существовали другие способы уладить проблему. Им не очень нравилось обнаруживать соль у себя в кофе, или сахар в овощах, или любимые туфли, плавающие в фонтане, а иногда костюмы с оторванными пуговицами.
— С Генриеттой всегда было непросто, — вздохнул Джервис. — Она не хотела жить в нашем доме, просто ненавидела его. И любые попытки с нашей стороны как-то помочь ей не увенчались успехом. Когда умерли ее родители, ей едва исполнилось двенадцать. До переезда в Уиндраш она никогда не общалась с нами. Она была настоящей колючкой. Если мы пытались вовлечь ее в наши развлечения, она всем своим видом показывала, что ей скучно, неинтересно, а когда оставляли ее дома одну, то, возвратившись, заставали с заплаканными глазами и постоянно испытывали чувство вины. Когда она стала принимать участие в сезонах, я изо всех сил старался найти кого-нибудь, кто составил бы ей компанию для прогулок и посещения театров. Но вместо благодарности за мою заботу она злилась. Мы ее не понимали. Вернее, я ее не понимал.
— Но теперь, кажется, она всем довольна, — сказала Морган. — Любит твою мать, у нее есть подруга, Марианна.
Они обменялись едва заметными улыбками. Интересно, ощущает ли он неловкость, зная всю правду об участии Генриетты в тех давних событиях? Морган чувствовала себя вполне комфортно. Она понимала, что любовь — это бесценный дар, в какой бы форме он к тебе ни пришел.
— Если бы ты раньше узнал, что это была Генриетта, — спросила Морган, — то воспринял бы это как предательство? Страдал бы еще сильнее? Позволил бы ей по-прежнему жить в твоем доме?
— Видимо, у Генриетты были веские основания так поступить, — сказал Джервис. — И я уверен, что она страдала. Ты только вообрази, cherie, как тяжело человеку постоянно чувствовать за собой вину.
— Если у этого человека есть совесть, — заметила Морган. — Тогда жизнь может стать для него наказанием.
— Разумеется, — усмехнулся Джервис, — я как-то не подумал об этом. Знаешь, я пригласил Марианну на бал. Довольна? Гордишься мной?
— Ты правильно поступил, — промолвила Морган.
— Ты постоянно заставляешь меня заглядывать в самые темные уголки моей жизни. Помогла мне по-другому взглянуть на прошлое, чтобы я смог жить в настоящем и с надеждой смотреть в будущее. Почему?
— По-моему, глупо все время жить под прессом прошлых проблем, и не лучше ли наслаждаться тем, что жизнь преподносит сейчас. Нельзя оглядываться назад и постоянно пребывать в мрачном настроении.
— И тем не менее, — возразил Джервис, — ты, дорогая, сама несешь в себе целый ворох старых проблем. Не хочешь понять, что твое представление обо мне несколько превратно, поскольку основано на событиях прошлого. Ты отрицаешь возможность стать счастливой со мной. И постоянно пребываешь в мрачном настроении, как только что изволила выразиться.
Она вскочила с дивана, оперлась ладонями о стол и слегка наклонилась вперед.
— О да! Именно такого аргумента в свою защиту я от тебя и ожидала, Джервис. Ты прилагаешь титанические усилия, чтобы смутить меня, озадачить, а затем, манипулировать мною. Все, что ты сказал, совершенно не относится к данной ситуации. Ты заблуждаешься, полагая, что я отказываю себе в счастье, потому что хочу оставить тебя, оглядываясь на прошлое. Если я и вспоминаю прошлое, то испытываю от этого лишь облегчение, потому что поняла наконец, что ты за человек. Выйди я за тебя замуж, была бы несчастна до конца своих дней.
— Ты восхитительна, cherie, когда сердишься, — сказал он.
Морган обежала вокруг стола, но в тот момент, когда она оказалась рядом, Джервис уже успел приготовиться к ее атаке. Схватил за руку, когда Морган попыталась дать ему пощечину, затем поймал ее вторую руку.
— Что с тобой, mon amour? Кажется, ты хотела, чтобы я безумно в тебя влюбился.
Она наклонилась к нему.
— Я предпочла бы общество лягушки, — прошептала Морган. — Или отдалась дьяволу.
— Ну уж нет, дорогая. — Он крепко сжал ее запястья. — Не говори так. Что мне всегда в тебе нравилось, так это твоя честность. И тем не менее ты дважды солгала мне. Ну скажи на милость, что бы ты стала делать с лягушкой? И что бы дьявол стал делать со своими вилами, если бы ты занялась с ним любовью? Не стоит искушать судьбу, думая о таких вещах. Уж слишком мрачная вырисовывается перспектива.
— Возможно, — сказала она, уже успокоившись. — Я должна отвлечь тебя от таких непристойных видений, — усмехнулась Морган и поцеловала его в губы.
Через мгновение она уже сидела у него на коленях и обнимала его.
Он проворно развязал ленты на ее шляпке и бросил на стол. Затем немного опустил лиф ее платья. Морган стала расстегивать пуговицы на его жилете и рубашке.
Они помнили, что летний домик просматривается со всех сторон, и не выходили за рамки приличий, ограничившись поцелуями и объятиями.
— Когда после отъезда Марианны я заглянул в розовый цветник, тебя там уже не было, и я испугался, что никогда больше не увижу тебя, cherie. А ты мне очень нужна. Я был счастлив, когда ты сидела в саду и я знал, что могу подойти к тебе и обнять.
