Такино завернул оружие в тряпку, положил его в боковой карман сумки, а затем снова вернул клюшки на место.
В дорожную сумку он бросил комплект сменной одежды и что-то из нижнего белья. Подумав ещё немного, решил не забирать свои трубки. Туалетные принадлежности, пачка сигарет. Такино застегнул молнию на сумке.
Он присел на диван. Кёрпер и Кёрпи, как обычно, щебетали друг с другом. Такино тихо окликнул их. И они оба повернули головки, будто удивляясь, что хозяин обращается к ним. Он закурил сигарету и ещё несколько раз произнёс имена птиц. Затем аккуратно затушил окурок и пошёл в ванную комнату.
Такино открыл кладовку и, низко наклонившись, достал старый чемоданчик. Его когда-то белый цвет поблёк, и он выглядел старше, чем был на самом деле. Это единственная вещь, которую Такино принёс в дом, когда они с Юки поженились. Даже ручка уже сломалась.
Возиться с замком не пришлось. Он засунул руку внутрь чемодана и вытащил оттуда какой-то предмет, завёрнутый в белую ткань.
Ему стало даже интересно, почему он это не выбросил. Это единственная вещь, доставшаяся ему на память от отца. Она была столь ужасна, что Такино много раз хотел избавиться от неё. Но, наверное, всё же существовала какая-то причина, по которой он предпочёл её сохранить.
Такино развернул ткань и убрал чемодан обратно в кладовку.
Перед ним лежал кинжал с белой керамической ручкой. Кожаные ножны украшала золотая гравировка и шнур.
Когда отец умер, Такино исполнилось шестнадцать лет. Его мать умерла ещё семь лет назад, после чего мальчик и его пьяница отец остались одни. Такино считал, что, наверное, на свете были отцы и похуже и потому никогда не обижался на своего за то, что он именно такой. Большую часть своей жизни отец провёл в алкогольном дурмане, но он не проявлял жестокости и не дрался. Он просто напивался до такого состояния, когда глаза становились тяжёлыми и наливались кровью, а потом засыпал.
Он не работал. Семья жила за счёт дяди, который управлял фабрикой по производству стали. Такино узнал об этом лишь тогда, когда его отца увезли в больницу из-за заболевания печени, которое и привело пьющего мужчину к печальному концу. Отец всё рассказал Такино. Он лежал, умирая, на больничной кровати, и слабая вымученная улыбка не сходила с его лица, пока он говорил: «Всё правильно, Кацу, твой дядя слишком многим мне обязан. И даже если он будет помогать тебе, пока ты учишься в колледже, то он всё равно останется в долгу. Помимо всего прочего, именно он виноват в смерти твоей матери».
Больше отец ничего не рассказал о том, что случилось, а Такино мог бы по пальцам сосчитать, сколько раз он действительно встречался со своим таинственным дядей. Последний раз ему довелось увидеть его на похоронах отца, а после этого денежный ручеёк иссяк. Но ведь дядя, в конце концов, оплатил содержание отца в больнице и похороны. Как бы там ни было, но Такино не мог заставить себя ненавидеть его. Он слышал, что через пять лет после смерти отца дядя тоже умер.
На момент смерти отцу Такино исполнилось сорок четыре года; он был чахлым и истощённым и имел лицо цвета глины. Никто никогда и не догадался бы, что ему всего лишь сорок лет. Умирая, он шептал имя матери Такино, но самого Такино не звал.
Такино очень хорошо помнил свою мать, сейчас даже более отчётливо, чем отца. Однажды, когда он заболел, она взгромоздила его к себе на спину и потащила в госпиталь. По ночам, если было холодно, она позволяла мальчику забираться к ней на раскладной диван и держала его на руках, чтобы он согрелся. Мать вязала ему толстые шерстяные свитера. Он помнил, что она бессчётное количество раз ругала его, но не мог вспомнить, делал ли он что-то не так. Однако в его памяти звучал её голос, и он ясно представлял лицо матери в тот момент, когда она говорила: «Я расскажу об этом отцу…»
А затем вдруг её не стало. Маленький Такино понял это весьма странным образом. Просто в один прекрасный день его отец, вместо того чтобы уйти на работу, почему-то начал всё время проводить дома. Он был здесь всегда, каждый день.
Кинжал, а вернее морской кортик, был единственной памятной вещью, которую Такино хранил с тех пор, как после смерти отца его вышвырнули из арендованного дома. Отец всегда гордился тем временем, которое провёл на флоте. Всё остальное он просто не принимал во внимание. Странно, что у Такино ничего не осталось на память от матери, даже её фотографии.
Первой работой, которую ему удалось получить после того, как он бросил школу, стала работа на текстильной фабрике. Он трудился там в течение трёх месяцев. После провёл полгода на станции по ремонту автомобилей, а затем месяц работал на стройке. Однажды у Такино вышли большие проблемы с деньгами. В итоге дело обернулось так, что ему пришлось выбивать монеты из одного парня, который позже пришёл к нему просить прощение с банкнотой достоинством в тысячу иен в руках. Он хорошо помнил этот случай: тогда он впервые получал с кого-то деньги, применив свои кулаки.
Такино вытащил кортик из ножен. Он был намного короче, чем ножны, но из-за своей особой тонкости выглядел длиннее, чем обычный нож такого же размера.
Он ожидал, что увидит на кинжале куда больше ржавчины, но на лезвии проступило только несколько пятнышек другого цвета. Сталь не отличалась какой-нибудь особо затейливой гравировкой, и кончик лезвия не был изогнут. По длине клинок можно сравнить с ножом для разделки мяса. Кинжал вовсе не представлял собой выдающееся произведение искусства: когда-то каждый офицер военно-морского флота привязывал такой кортик на пояс.
У кортика была небольшая гарда. Наверное, она выполняла в основном декоративную функцию, однако делала вещь совершенно особенной. Если б не было гарды, то пришлось бы слегка отводить руку назад, боясь пораниться об острое лезвие при нанесении сильного удара.
Такино убрал с эфеса ограничитель из бамбука, освободил клинок и пошёл в ванную комнату, держа в руках лезвие и специальные точильные бруски, которые он использовал в работе с трубками. У Такино их было три вида: грубые, средние и для тонкой, окончательной шлифовки.
Он разделся до пояса, затем завернул оба конца лезвия в ткань, крепко взялся за нож и прошёлся по нему грубым точилом. Он навалился на брусок всем своим телом, и сильный скрежет эхом разнёсся по ванной. Поработав над лезвием минут десять, Такино убрал ржавчину и с той, и с другой стороны ножа.
Затем он взял точильный камень со средним зерном и на сей раз быстро поводил по нему лезвием, не особенно нажимая на него. Тем не менее Такино уже весь покрылся потом.
Однажды Сакурай сказал ему, что не следует слишком остро затачивать нож. «Иначе он быстро придёт в негодность», — пояснил он. Такино пользовался точильными брусками после каждой драки. Он терпеть не мог, если нож был испачкан кровью. По меньшей мере двум людям этот кинжал принёс смерть, а ещё десять человек получили серьёзные ранения. Потом Такино привёл кортик в порядок. Вряд ли он был бы рад, если бы пришлось воспользоваться другим лезвием. Поэтому он всегда проводил именно эту процедуру. Такаяси и Сакурай своих ножей не имели. И его старый друг любил говорить, что он использует то, что оказывается под рукой. А что-нибудь подходящее всегда находилось: у банды хватало ножей, кинжалов и мечей на любой вкус.
