– Спокойной ночи, мыши... Маленькая мышка Эми. Лапочка... Спокойной ночи...
И тут случилось невероятное. Губы Подсолнуха все еще шевелились, и вдруг из его горла вырвался другой голос, тоже мужской, но гораздо моложе и выше. Казалось, что человек, которому принадлежал этот голос, кричит откуда-то издалека:
– Ос-стан-новите его! – заикался в отчаянии голос. – Н-не д-дайте ему...
– Эми, – снова прошептал Подсолнух.
– Н-нет! – надрывался далекий голос. – Д-Д-джеймс! Н-нет! Н-н-н...
Голос стих. Голова Подсолнуха упала на грудь, и он потерял сознание. Киндерман, охваченный ужасом, наблюдал, не понимая, что происходит.
– Подсолнух, – тихо позвал он. Но ответа не последовало.
Киндерман повернулся к двери. Он нажал кнопку вызова и покинул палату, ожидая, когда появится медсестра. Она тут же подбежала к следователю.
– Он потерял сознание, – сообщил Киндерман.
– Снова?
Киндерман задумался, а медсестра бросилась в палату. Когда она склонилась над Подсолнухом, лейтенант повернулся и быстро зашагал по коридору. У него защемило сердце, когда раздался громкий возглас медсестры:
– Боже мой, да у него нос сломан!
Киндерман поспешил к дежурному посту, где его поджидал Аткинс с какими-то бумагами, которые тот сразу же вручил лейтенанту.
– Стедман велел вам срочно передать, – пояснил сержант.
– Что это? – удивился Киндерман.
– Заключение патологоанатомов относительно трупа в гробу.
Киндерман сунул бумаги в карман.
– У палаты номер двенадцать должен неотлучно дежурить полицейский. Срочно. И передай ему, чтобы он не уходил вечером Я хочу переговорить с ним. Далее. Найди отца этого «Близнеца». Его зовут Карл Веннамун. Постарайся получить доступ к национальному компьютеру. Мне нужен этот человек здесь. Аткинс, займись этим сразу же. Это очень важно.
– Слушаюсь, сэр, – коротко бросил Аткинс и торопливым шагом удалился прочь.
Киндерман устало облокотился о стол и вытащил бумаги. Он бегло просмотрел их, а затем, вернувшись назад, перечитал одну из страниц. Написанное поразило его. Через некоторое время знакомо заскрипели подошвы. Киндерман поднял голову и увидел медсестру Спенсер. Девушка с укором смотрела на него.
– Вы его били? – спросила она.
– Можно мне поговорить с вами?
– Что у вас с рукой? – полюбопытствовала медсестра. – Смотрите-ка, она распухла.
– Ничего, пройдет, – заверил ее следователь. – Может быть, лучше поговорим у вас в кабинете?
– Заходите, – согласилась она. – А мне тут нужно кое-что достать. – Девушка направилась куда-то за угол. Киндерман вошел в маленький кабинет и сел за стол. Ожидая возвращения медсестры, он снова перечитал заключение. И без того потрясенный, теперь он находился в полном смятении.
– Ну-ка, давайте сюда свою руку. – Медсестра вернулась, захватив перевязочные материалы. Киндерман вытянул руку, и девушка, обложив ее марлевыми тампонами, туго забинтовала.
– Вы очень добры, – поблагодарил следователь.
– Ерунда.
– Когда я сообщил вам, что мистер Подсолнух потерял сознание, вы произнесли слово «снова»?
– Правда?
– Да.
– Верно, это и раньше с ним случалось. Следователь поморщился от боли в руке.
– Вот-вот, после драки может быть и больно, – назидательно проворчала сестра.
– А как часто с ним случаются такие приступы?
– Только на этой неделе. Если не ошибаюсь, первый раз это произошло в воскресенье.
– В воскресенье?
– По-моему, да, – задумалась Спенсер. – Потом на следующий же день. Если вам надо знать точное время. и могу заглянуть в историю болезни.
– Нет-нет, пока не надо. А дальше? – не унимался Киндерман.
– Ну... – Медсестра Спенсер выглядела смущенной. – В среду около четырех утра. То есть как раз перед тем, как обнаружили... – Девушка разволновалась и не смогла закончить фразу.
– Я вас понимаю, – подхватил Киндерман. – Вы очень чувствительны. И большое вам за это спасибо. Кстати, когда с ним это случалось, сон-то у него был нормальный?
– Наоборот, – возразила Спенсер, обрезая ножницами бинт и подклеивая кусочком пластыря его кончик. – Автономная система почти бездействовала: я имею в виду биение сердца, температуру и дыхание. Он как будто впадал в зимнюю спячку. И с мозгом творилось что-то невероятное. Мозг, наоборот, начинал лихорадочно работать.
Киндерман слушал, не перебивая.
– Это вам о чем-нибудь говорит? – поинтересовалась Спенсер.
– Вы не знаете, Подсолнуху никто не рассказывал о том, что случилось с отцом Дайером?
– Не знаю. Я-то, разумеется, не рассказывала.
– А доктор Темпл?
– Тоже не знаю.
– Он много времени тратит на лечение Подсолнуха ?
– Кто? Темпл?
– Да, Темпл.
– Наверное. Он считает, что это исключительный случай.
– Он гипнотизирует его?
– Да.
– Часто?
– Не знаю. Я не могу сказать наверняка. Откуда мне знать?
– А когда вы видели, как доктор его гипнотизировал? Вы не помните?
– В среду утром.
– В котором часу?
– Около трех дня. Я подменяла подругу, она как раз ушла в отпуск. Пошевелите пальцами. Киндерман повертел распухшей рукой.
– Ну как? – осведомилась Спенсер. – Не очень туго?
– Нет, все в порядке, мисс. Спасибо. И благодарю вас за беседу. – Он поднялся. – И еще кое-что, – добавил он. – Можно вас попросить, чтобы вы никому не рассказывали об этом разговоре?
– Разумеется. И про сломанный нос тоже – ни слова.
– Как он сейчас себя чувствует?
– Все в порядке. Ему сейчас делают ЭЭГ.
– Вы потом расскажете мне о результатах?
– Да. Лейтенант...
– Я вас слушаю.
– Все это так странно... – протянула сестра. Киндерман встретил ее напряженный взгляд. Потом он еще раз поблагодарил девушку и вышел из кабинета. Лейтенант быстро миновал коридоры и вскоре очутился перед кабинетом Темпла. Дверь оказалась закрытой. Киндерман поднял было забинтованную руку, чтобы постучаться, но затем, вспомнив о своей травме, сделал это другой рукой.
– Войдите, – услышал он грубый голос Темпла и отворил дверь.
