Если не придет чек на крупную сумму от “Энергетикс”, то неизвестно, что и делать.
Ее сердце сжалось.
“Не беспокойся о деньгах, – сказала себе Кэт. – Это может повредить малышу”.
Глядя в потолок широко открытыми глазами, она повторяла про себя совет доктора – не волноваться – и постоянно задавала себе один и тот же вопрос: почему невозможно перестать думать?
Воспоминания черными молниями пронзали ее: Трэвис, любовь, гнев… Она изо всех сил старалась преодолеть жестокую душевную боль.
Если бы Кэт заплакала, ей стало бы легче, но слез не было. Трэвис не оставил ей ничего, даже надежды, а без надежды нет и слез.
От прозвучавшего в тишине телефонного звонка она вздрогнула.
– Алло.
– Это ты, Кохран?
– Да, ангел. Это я.
– Что-то голос у тебя изменился. Рядом с тобой, случайно, нет Дэнверса? Я звонил по телефону его кузины, но мне никто не ответил.
Кэт охватила безнадежность, и она молча стиснула телефонную трубку.
Наконец самообладание вернулось к ней. Придется впредь сохранять его, когда она неожиданно услышит имя Трэвиса. Пора привыкнуть к мысли, что ей никогда уже не проснуться рядом с Трэвисом, не увидеть его сияющие страстью глаза и улыбку на жаждущих поцелуя губах, никогда больше не ощутить солено-сладкий вкус этого поцелуя, никогда больше…
– Кохран? Ты слышишь меня?
– Да. – Ощущение безвозвратной потери тисками сжало ее горло. – Я просто немного растерялась, ты позвонил неожиданно и застал меня врасплох.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Отлично. – Кэт решила не вдаваться в подробности. – Просто отлично.
Харрингтон с сомнением хмыкнул: ее ответ не показался ему убедительным.
Кэт поняла: ей все-таки придется кое-что сообщить своему агенту. По крайней мере сказать, что она откажется от книги “Прикосновение Дэнверса”, если издателю не понравятся отснятые ею фотографии.
– Родни? – наконец отважилась Кэт.
– Я уже сижу, – отозвался Харрингтон. – Продолжай.
– Трэвис ушел в плавание. Я вышлю тебе слайды, которые сделала для его книги. Если их будет недостаточно, тебе придется поискать другого фотографа. – Кэт выпалила это на одном дыхании, надеясь успеть сказать все, прежде чем Харрингтон догадается о том, что случилось.
– Послушай, не стоит беспокоиться. Я знаю Дэнверса: он может погорячиться, уйти, но потом все равно вернется.
– Только не в этот раз, – убежденно возразила она.
– Кэт, ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь?
– Стремлюсь к этому.
– Хорошо. Я постараюсь подыскать для тебя несколько иностранных заказов. Сегодня утром я звонил Миллеру в Париж и…
– Нет.
– Что? Почему нет? Ты что-то имеешь против французов?
Вцепившись в телефонную трубку, Кэт напряженно думала, что бы соврать своему ангелу. Но Харрингтон, пожалуй, единственный человек в мире, которому следует говорить правду. Он не бросил Кэт в беде, когда она вылезла из моря – обнаженная незнакомка, отчаянно нуждающаяся в участии и утешении. Родни дал ей все это без колебаний, ни о чем не спрашивая, и никогда не требовал ничего взамен.
– Мой доктор велит мне полежать в постели, – сказала она. – Ни о какой работе не может быть и речи.
Ошеломленный, Харрингтон молчал.
– Но это временное явление, – продолжала Кэт. – Я позвоню тебе, как только смогу снова брать работу.
– Кохран, что, черт возьми, происходит?
– Я беременна и хочу сохранить эту беременность.
– Беременна! Боже правый! Какого черта вы с Трэвисом удумали… – Харрингтон внезапно замолчал.
Несмотря на душевную боль, Кэт улыбнулась.
– Не пугайся.
– Я потрясен, а не испуган. Моя реакция связана с тем, что Трэвис буквально помешан на вопросе о нежелательной… э-э-э, то есть…
– Перестань, – оборвала его Кэт. – Не волнуйся. Я была уверена, что бесплодна. Этот ребенок – просто чудо.
– Ничего себе, хорошенькое чудо! В результате этого чуда ты лежишь совершенно беспомощная, хотя тебе в данный момент нужно работать как никогда.
– А никто и не говорит, что чудеса всегда случаются вовремя.
И все-таки Кэт улыбалась. Одна лишь мысль о том, что она беременна, поднимала ей настроение, заставляя восторгаться чудесным даром, растущим в ней. С таким подарком судьбы Кэт была готова вынести все что угодно. Даже богатого ублюдка с бархатистым голосом.
– Дэнверс знает? – спросил Харрингтон.
– Да.
– Тогда почему, ради всех чертей ада, он оставил тебя?
– Спроси у Трэвиса, когда найдешь его, если только это тебе удастся.
– Я спрошу, и он обязательно ответит. А перед этим подумаю, не нанять ли кого-нибудь, чтобы подержал его, пока я буду выбивать из него правду. Никто не смеет так поступить с тобой и спокойно уйти после этого. Никто! Даже мой лучший друг. – Родни раздраженно фыркнул. – Особенно мой лучший друг! Подумать только, а ведь я надеялся, что вы с ним станете… а, проклятие! Прости меня, Кохран. Я уже жалею о том, что задумал книгу об этом сукином сыне по имени Дэнверс.
– Ни о чем не жалей, как не жалею я. Каждый должен хоть раз отдаться во власть бешеной прибойной волны.
Помолчав, Харрингтон спросил:
– Тебе что-нибудь нужно?
– Только чек от “Энергетикс”.
– Вообще-то по этому поводу я и позвонил. Представители “Энергетикc” вызваны в суд по делам о несостоятельности. Они признали себя банкротами и будут выплачивать шесть центов на каждый доллар своих долгов. Как раз сейчас наш адвокат заполняет бланки требований.
При слове “банкроты” Кэт потеряла дар речи.
– Кохран? Ты слушаешь меня?
– Да…
– Ты готова к выставке в Лос-Анджелесе?
– У меня есть партия готовых фотографий, но еще многое предстоит сделать. Мне не хватило времени подобрать для этих фотографий подложки и рамки.
– Ну так позволь это сделать галерее. Им все равно не понравится то, что выбрал художник. – Харрингтон тихо выругался. – Я понимаю, как ты рассчитывала на этот чек от “Энергетикс”.
– Я справлюсь, как всегда.
– Но раньше ты не была беременна. Трэвис, конечно же, должен…
– Нет!
– Тогда я дам тебе… – начал Харрингтон.
– Нет, – снова перебила его Кэт. – Ни Трэвис, ни ты, ни кто-либо другой. Я сама зарабатываю себе на пропитание.
