перила и внизу, рядом с лестницей, увидел Серпоса. Ага. Но там был еще кое-кто. Этот человек прятался от Антрима под лестницей. Стоял, обливаясь потом. Чартерс.
– Да, – сказал я, – но как, черт возьми, Серпосу пришло в голову звонить Кеппелю? Какой тут мог быть шантаж? Что заставило его подумать об этом?
Позади я услышал мощное ворчание.
– Эх! Это я должен был выяснить у Серпоса, когда допрашивал его в вашем присутствии. Я должен был выяснить, как много он знал о происходящем, в том числе и об эксперименте Хогенауэра. Он признался, что кое о чем догадывался. Признался, что получил полный отчет об обстоятельствах смерти Хогенауэра от копа, который доставил его обратно в Торки. Старина Серпос – сообразительный парень, вы это заметили, полагаю. Он знал, что происходит и какую роль во всем этом играет Кеппель. И он видел, как Чартерс выскользнул прошлой ночью из дома…
– Он догадался, что Чартерс…
– И не только об этом. Он сделал весьма прозорливое предположение относительно «конверта, сложенного пополам», в котором Хогенауэр передал яд Кеппелю, невинной жертве. «Вы убили не одного человека, мой друг, вы убили двоих, – сказал Чартерсу Серпос. – Мне позвонить в Бристоль и сообщить им об этом? Ведь я могу это доказать. Или мне позвонить в полицию? Или вы защитите меня и дадите мне часть этих денег? А?.. Послушайте, они не отвечают. А, вот… На проводе инспектор полиции. Примите решение, мой друг… (Это говорит Л. Вы хотели бы узнать правду о деньгах?)» И Чартерс, обливаясь потом, принимает решение.
Я задавался вопросом… – произнес Г. М. и остановился. – Если бы Чартерс был дьяволом, то он убил бы Серпоса? Думаю, я бы на его месте так и сделал… Позади нас был обрыв, а над нами темная ночь. Но Чартерс не смог. Он лишь метался и путался…
Такова была ситуация, когда вы все оказались в доме Антрима. Теперь вы можете догадаться, чего я хотел добиться своими вопросами. Я никого не пытался загонять в угол, за исключением тех случаев, когда я был уверен, что истина близко и нужно совсем немного… Я избегал очевидных путей, если они никуда не вели. Я заставил Чартерса самого догадаться о том, что я знаю правду. Он, вероятно, испытал сильный шок, когда ему стало известно о смерти Л. – из уст дочери Л., которая жила прямо здесь, рядом с ним, все это время. Джентльмен-убийца лишь стиснул зубы и продолжал держать биту прямо.
Все было четко, сдержанно и жестко; мы боролись друг с другом, и он это знал, пока я не сделал то, что должен был сделать. Но вы помните его лицо, когда он прочитал этот листок? Он никогда еще не держал спину так прямо, но вы помните его лицо? Он ушел из этого дома, как уйдет и из вашей жизни. Приободритесь. Забудьте обо всей этой чертовщине. Потому что мы в прекрасном округе Хаммерсмит, и это день вашей свадьбы.
– Есть одна вещь, – произнес я, – которую следовало нам сказать…
– Берегитесь грузовика! – закричал Стоун. – О, святые угодники!
Я увернулся от приближавшегося грузовика, который был похож на разъяренного слона, и нас поглотило движение округа Хаммерсмит, а небо над нами было безоблачным. Но на один вопрос я был полон решимости получить ответ.
Он сидел у меня в голове на протяжении всей последовавшей за этим суматохи. Об этом я расскажу лишь вскользь. Мы заранее телеграфировали, чтобы мою одежду доставили в дом Г. М. на Брук-стрит, потому что нам нельзя было терять время. Сэнди Армитидж, мой шафер, человек надежный; и я знал, что все приготовления, которые я должен был сделать, будут сделаны. Происходившее несколько напоминало сон, ибо мужчина склонен забывать об убийствах и темных делишках в день своей свадьбы, но этот дьявольский вопрос не шел у меня из головы.
Я не стану останавливаться на сцене, когда трое чумазых, небритых, непрезентабельных людей выгружали невесту на ступеньки ее собственного дома на Маунт-стрит как раз в тот момент, когда часы, торжественно возвещавшие день свадьбы, пробили одиннадцать. Отец Эвелин даже спустился по ступенькам и был в состоянии такой апоплексической ярости, что без комментариев обойтись невозможно. И я должен отметить, что впервые в жизни видел генерал-майора, пляшущего на тротуаре. Сцены в доме Г. М., когда мы готовились к свадьбе, я тоже пропущу. Скажу лишь, что Стоуну нужен был нарядный пиджак и единственная вещь, которая подошла ему, нашлась у дворецкого Г. М., невысокого и коренастого.
Мне не удалось связаться с Сэнди, но он оставил сообщение, что все готово, он направляется в церковь и хотел бы свернуть мне шею.
И вот уже машина снова мчала нас по сияющему Уайтхоллу. Я знал, что мы должны добраться до церкви раньше Эвелин.
– Мы сделаем это! – сказал Стоун с напряженным лицом человека, ожидавшего казни. Мы проезжали мимо Биг-Бена, и он указал на него. – Осталась одна минута до половины двенадцатого! Мы…
– И прежде чем мы это сделаем, – отозвался я, – я хочу получить ответ на свой вопрос. И пусть он поставит тебя в тупик, Г. М. Есть одна вещь, которую ты не сможешь объяснить.
– Пари? – произнес Г. М., недовольно ощупывая свой воротничок; он ненавидел одежду для торжественных случаев.
– Ну, как пример предопределенности всех человеческих дел. Ты говорил, что все мелочи в этом деле: набор инструментов взломщика, неточность в телефонном разговоре, поддельная банкнота – все это можно объяснить. Но есть одна вещь, объяснения которой не было.
– Какая именно?
– Книга проповедей, – сказал я, – а также одежда священника. Одежда священника, которую я вынужден был носить на себе, и книга проповедей, которую я вынужден был носить с собой. Черт возьми, если ты сможешь объяснить, зачем…
В этот момент я остановил машину, и Сэнди Армитидж запрыгнул на подножку.
– Слава богу, ты здесь, – сказал он. – Отрывать ноги буду тебе вечером, не сейчас. Твое присутствие может сгладить ситуацию. Сейчас все пойдет как надо. Мы поволновались из-за этого пастора…
– Пастора? Что не так с этим пастором?
– Ты знаешь, – сказал Сэнди, – это большой приятель генерала, он не виделся с ним двадцать лет и привез его из Канады, чтобы связать вас узами брака. Что ж, пастору пришлось несладко, как я понял; прошлым вечером он возвращался из Плимута на поезде, и два закоренелых преступника – мужчина и женщина – набросились на него… Ну, в общем, он провел ночь в тюрьме Бристоля, генерал Чейн только что вызволил его оттуда. Он просто в бешенстве. В ярости!
