косвенных свидетельств и прямых показаний, данных им на следствии в 1937–1940 годах, Роман Ким из секретного сотрудника вырос до профессионального вербовщика японских разведчиков. Тогда же, в 1927-м, он не только работал с японской экспедицией в Балаклаве, но и был прикомандирован к легендарному и загадочному шефу Спецотдела ОГПУ Глебу Бокию, «где выполнял работы по анализу японских шифров». В том же году Спецотдел доложил Менжинскому, а тот – Сталину об успешном взломе японских шифров.
Что же касается завербованных Кимом агентов, то, несмотря на то что и наши и иностранные исследователи склонны считать успехи Романа Николаевича более чем впечатляющими, сам он оценивал их сухо, без эмоций: «Я проводил вербовки японцев… заставлял идти на вербовку, располагая на них материалами». Скептически, но столь же безэмоционально отзывался о неудачах вроде доведения до харакири отказавшегося от сотрудничества с чекистами военно-морского атташе капитана 1-го ранга Коянаги: «В процессе этой комбинации одно японское официальное лицо даже распороло себе живот».
Начальники Романа Кима (и те, что проследовали на суд раньше, чем он, и те, которых взяли позже), отзываясь о нем, выражались многословнее: «Участвовал в операциях сугубо чекистского порядка с прекрасными результатами (по контрразведывательной линии). Операции требовали большой чекистской выдержки и оперативной сноровки».
Возможно, речь идет об участии в грандиозной истории под названием «Генерал». Ее детали не раскрыты до сих пор, но известно, что суть многолетних усилий чекистов, советских генштабистов и военных разведчиков состояла в целенаправленной передаче, «сливе» японским военным разведорганам дезинформации о состоянии Красной армии. А может быть, речь в характеристике шла совсем о другом эпизоде бурной деятельности Кима? Например, о похищении им сверхсекретной инструкции № 908 («Бойтесь русских женщин!»), составленной военным атташе Японии подполковником Хата, который придумал свой способ противодействия советской контрразведке, не зная, что каждое написанное им слово очень быстро становится известно на Лубянке. Хотя способ борьбы с русскими красотками вряд ли можно счесть оригинальным:
«V. Как вести себя в отношении женщин.
Без женщин мы жить не можем. Они предмет первой необходимости. Женщины – орудие удовлетворения естественных потребностей.
Мы не хотим забывать той истины, что для успешного выполнения наших задач нужно бороться с неврастенией на почве воздержания. Однако женщина не все для нас. Пожалуй, больше всего следует остерегаться любви, симпатии и родства душ. Мы должны ограничиться лишь щедрой материальной оплатой услуг женщин. Я считаю, что люди, которые полагают, что их сожительница ни при чем, являют собой симптомы третьей стадии.
На основе вышеизложенного, предлагаю:
1) Не ограничиваться лишь одной женщиной, иметь не менее двух.
2) Ничего не говорить женщинам.
3) Ни в коем случае не разговаривать ни с частными, ни с официальными лицами о делах, касающихся канцелярии атташата, военного атташе и его помощников.
4) Обращаться с женщиной, как с вещью, вознаграждая ее материально, но избегая духовного общения.
Бойтесь женщин!»{128}
Методы, которыми пользовались чекисты, для того чтобы быть в курсе всех нововведений японской разведки в СССР, тоже не назовешь инновационными, но работали они безотказно. Есть официальные свидетельства того, что начиная с 1932 года Роман Ким постоянно лично участвовал «в технических операциях по выемкам документов из сейфов японского военного атташата в Москве».
Тот самый 1932 год, когда был утвержден новый вариант знака «Почетный сотрудник органов госбезопасности», вообще стал для Романа Кима особенным. В декабре года предыдущего на стол Сталина лег перевод расшифровки материалов секретной встречи в японском посольстве высокопоставленных разведчиков – генерала Харада и подполковника Касахара с хитроумным послом Хирота. К протоколу, который Касахара вел вручную, присовокупили еще несколько документов, чуть более ранних. На одном из них Сталин красным карандашом отчеркнул фразу военного атташе: «Я считаю необходимым, чтобы Императорское правительство повело бы политику с расчетом как можно скорее начать войну с СССР» – и распорядился ознакомить с документом членов политбюро. Когда же в феврале 1932 года стало известно о потенциальной готовности Квантунской армии «предупредить» удар советских войск по Маньчжурии, газета «Известия» опубликовала незатейливую по стилю, но убийственную по содержанию статью о «текущем моменте» в отношениях СССР и Японии. В передовичку были вставлены целые абзацы из протокола «тайной вечери» у посла Хирота и рекомендаций Касахара с замечанием: «Мы располагаем документами, исходящими от представителей высших военных кругов Японии и содержащими планы нападения на СССР и захвата его территории».
На следующий день Хирота сам явился на срочную аудиенцию в Народный комиссариат иностранных дел СССР и попросил более таких документов никогда не публиковать. Напряженность в отношениях начала спадать, и вооруженного конфликта, по сути – локальной войны, на этот раз удалось избежать. Через две недели Роман Ким был награжден именным маузером, а когда спустя еще несколько дней у него родился сын, назвал его необычным, но, видимо, наиболее подходящим моменту именем: Виват.
В феврале 1934 года глава ОГПУ Ягода направил Сталину очередной «японский документальный материал, изъятый нами агентурным путем». «Материал» был написан рукой нового военного атташе подполковника Кавабэ, почерк которого хорошо был известен Киму. Документ содержал статистические данные о численности и вооружении РККА – как обычно, имеющие довольно слабое отношение к реальности. Вскоре на стол генсека ложится еще один документ того же Кавабэ. В перехваченной и дешифрованной телеграмме от 13 февраля в японский Генеральный штаб от московского атташе на этот раз нет статистики, зато много интересного лично для Сталина:
«Не подлежит сомнению, что как военные, так и гражданские противники Советской власти единодушно настроены в пользу того, чтобы избежать войны. Из видных военных, которые говорили со мной лично, могу привести начальника Штаба РККА Егорова, инспектора кавалерии Буденного, начальника ВВС Алксниса и других, которые определенно говорили о необходимости установления японо-советской дружбы. Только один Тухачевский, по-видимому, выступает против этой точки зрения…»{129}
Через два месяца Роман Николаевич Ким стал «Почетным чекистом». И да, очередная маленькая деталь: следующим после Кима в списке награжденных стоял его подчиненный Павел Калнин – тот, который приедет арестовывать своего шефа три года спустя.
Красная Звезда
Экспонат № 39
Орден Красной Звезды, копия
Президиум ЦИК СССР учредил орден Красной Звезды постановлением от 6 апреля 1930 года, и первое время награждения им производились по четко определенным правилам. В нашем, кимовском, случае – с общей, статутной для сотрудников госбезопасности формулировкой «За заслуги в обеспечении государственной безопасности и неприкосновенности государственной границы СССР». Решением закрытого заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 27 июня 1936 года по совместному представлению наркома обороны Климента Ефремовича Ворошилова и наркома внутренних дел Генриха Григорьевича Ягоды орденом № 1108 был награжден старший лейтенант госбезопасности Роман Николаевич Ким. С уточнением: «За выполнение особых заданий государственной важности».
Узнать, за что конкретно Ким получил свой первый и
