— У моей тетки, Фрэнсис. Иисусе, опять придется бежать, чтобы держаться с тобой вровень. Имей в виду, до твоей чертовой Венеции, Фрэнсис, я не побегу. Она собирает все журналы, моя тетушка, то есть. У нее ими забито несколько комнат. Говорит, через несколько лет они станут весьма ценными. Совсем помешалась на…
Лорд Джонни сбежал с платформы. Поезд набирал скорость. Пауэрскорт едва расслышал прощальное напутствие, донесшееся к нему из дыма:
— Не свались там в какой-нибудь грязный канал, Фрэнсис. И не разговаривай с незнакомыми женщинами, куртизанками или как их. Там таких полным-полно.
Пауэрскорт вручил Панноне журнал, открыл его на двадцать пятой странице. На ней действительно присутствовала групповая фотография гостей, собравшихся на уик-энд в загородном доме. Хозяева и гости постарше без особого удобства сидели перед уходящими вверх ступенями. За ними выстроились, прикрываясь от солнца парасолями, молодые женщины. На ступенях же и среди вазонов с цветами расположились, приняв самые разные позы, молодые люди в щегольски заломленных канотье. Самым элегантным из них был томно разлегшийся на верхней ступеньке — одна рука упирается локтем в пол, другая проверяет точность угла, под которым сидит его исключительного качества шляпа, — лорд Эдуард Грешем. Он надменно взирал в объектив, как если бы тот нарушил его послеполуденный отдых.
— Вот этот. Тот, что лежит. Это и есть лорд Эдуард Грешем.
— Спасибо. Большое спасибо, лорд Пауэрскорт. Он смахивает на денди. Это так? — Панноне внимательно вглядывался в фотографию, стараясь, возможно, отыскать на ней кого-нибудь из постоянных клиентов отеля «Даниэли». — Итак, лорд Пауэрскорт. Могу ли я позаимствовать у вас этот снимок? Или мне лучше передать его кое-кому из здешних людей, чтобы они сделали копию? Выбирать вам. У меня имеется план. Вам уже приходилось отыскивать кого-нибудь в Венеции? Это гораздо труднее, чем кажется. Мы делали это прежде. Ну, вы понимаете, для властей.
Американцев становилось в вестибюле все больше. Они шумно жаловались на цены — цены на венецианское стекло, которое они увозили домой, цены в отеле, цены найма гондольеров, поющих арии или не поющих. Неужели они не понимают, думал Пауэрскорт, что люди столетиями жаловались на цены Венеции — цены на соль, цены на шелк. И неизменно возвращались сюда.
— Прошу прощения, мистер Панноне. Мысли мои уплыли куда-то в сторону, подобно одной из ваших гондол. Разумеется, вы можете оставить журнал у себя. А теперь расскажите мне о вашем плане.
— Мой план состоит в том, чтобы положиться на официантов, лорд Пауэрскорт. Каждый должен что-то есть, не так ли? Поэтому люди приходят в отели и рестораны. А там их обслуживают официанты. У официантов же имеются глаза и уши, лучше которых не сыскать. Так вот, я отнесу сейчас фотографию в «Флорианс», на пьяцца Сан-Марко. Туда приходит много туристов. Мой друг — метрдотель «Флорианс». Мы с ним распространим портрет вашего молодого человека по всем отелям и ресторанам. Через день-другой лорд Эдуард станет самым известным в городе человеком! Его будут выглядывать все официанты!
Официанты, думал Пауэрскорт. Как просто. Официанты Венеции, завербованные в работающую на него службу розыска. В его собственную разведку. Официанты в качестве соглядатаев, его соглядатаев, чьи глаза обшаривают лица клиентов, которым они подают «Спаггети с клемами» или «Печень по-венециански», соглядатаи с кларетом, кьянти или граппой. Такая секретная служба могла существовать еще столетия назад, в дни, когда Совет десяти или Совет трех правили из своих темных покоев в Дворце дожей с помощью внутренней разведки Венеции, и жертвы их без особых церемоний выбрасывались в море либо обнаруживались мглистыми венецианскими утрами на мощеной береговой полосе — с головами, погруженными в воду.
Будь осторожен, заказывая в Венеции еду. Следи за тем, что говоришь. Тебя окружают осведомители.
— Ваш план великолепен, мистер Панноне. Позвольте мне сказать, как я благодарен вам за помощь. Я не знаю, сколь долго намеревается оставаться здесь лорд Грешем.
— В Венеции все остаются дольше, чем намеревались, — сказал патриотичный Панноне, — за вычетом американцев. — Он окинул столпившихся у его бара заокеанских гостей полным жалости взглядом. — Они вечно спешат. Вечно стремятся попасть куда-то еще. Как будто все они поражены странной болезнью — охотой к перемене мест. Вы что-нибудь понимаете в американцах, лорд Пауэрскорт?
— Думаю, для меня они составляют такую же загадку, как и для вас, мистер Панноне. Однако скажите, сколько времени могут, по-вашему, занять поиски лорда Грешема?
Панонне задумчиво потер ладонью о ладонь.
— Я бы сказал, самое большее, два дня. Самое большее. Человек должен есть. До сих пор эта система всегда позволяла находить нужных нам людей. Он опасен, лорд Пауэрскорт?
Если я скажу, что его подозревают в убийстве предполагаемого престолонаследника Англии, это вряд ли чему-то поможет, решил Пауэрскорт.
— Нет, не думаю, чтобы он был опасен. Мне просто нужно побеседовать с ним. Я буду заглядывать в «Флорианс» или сюда каждый день в час ленча, а затем проводить здесь время, начиная с пяти вечера. Буду поджидать его. Мы могли бы выпить с вами вашего великолепного чая. Или пообедать.
— Хорошо, лорд Пауэрскорт. Очень хорошо. Два дня, даю слово. А теперь позвольте показать вам ваш номер. Это тот, в котором останавливается, приезжая к нам, лорд Роузбери.
Пока они поднимались на второй этаж, Пауэрскорт гадал, что, собственно, скажет он Грешему, отыскав его. Пауэрскорта томили опасения, что тот сейчас уже где-то южнее, ближе к Риму.
«Это вы убили принца Эдди? А зачем вам понадобилось столько крови? И как вы проникли в его комнату?»
20
Что там говорила его мать о Риме? Пауэрскорт огибал гору упаковочных клетей, протянувшуюся от приставшей к берегу грузовой лодки до «Даниэли». В это утро, следующее за днем его приезда, он обошел Венецию против часовой стрелки в слабой надежде увидеть где-нибудь промельк лорда Эдуарда Грешема. «Эдуард сказал мне, что хочет совершить путешествие в Рим. Я не стала спрашивать, что это значит. Возможно, тут есть какая-то связь с этой его ужасной религией». Старая леди сидела, прямая, как шомпол, в своей холодной зале, перебирая по ходу разговора жемчуга на шее.
Возможно, тут есть какая-то связь с этой его ужасной религией. Если ты хороший католик, тебе нет нужды ездить в Рим, не правда ли? Это же не Мекка — или куда там еще отправляются в свои паломничества мусульмане? Что уж такого особенного в Риме? Или он обещал Луизе свозить ее в этот город? Не было ли его путешествие искупительным — Эдуард отправляется туда, где хотела побывать с ним Луиза? «В память»[69].
Пауэрскорт уже прошел половину пути до приморья, достигнув неприветливых ворот Арсенала. Четверка меланхоличных львов стояла перед ними на страже, пятый надменно пристроился у самых ворот. И львов этих они тоже украли[70], венецианцы, вспомнил Пауэрскорт, так же как украли того, что украшает собор Святого Марка на площади опять-таки Святого Марка, как украли тело своего покровителя, все того же святого Марка, из какого-то захоронения в Александрии[71]. Пираты, все до единого, а собор Святого Марка — попросту пиратская пещера, в которой хранится добро, награбленное в Константинополе и на торговых путях венецианских кораблей. Как раз здесь их и строили, эти корабли, думал Пауэрскорт, сворачивая налево и шагая вдоль высокой красной каменной стены, оберегавшей тайны Арсенала. На вершине своего могущества они способны были выпускать по одному боевому кораблю в день, припомнил он, за этими стенами работала поточная линия, на которой корабль собирался за сутки — от киля до полной парусной оснастки.
