нас самих.
От этой мысли в душе разгорелась холодная ярость. Одно дело орденцы, те, словно чума, уже давно расползались по миру, но к предательству своих я не был готов. Твою мать, да даже Эйко и Аста убивали нам подобных, но не объединялись с врагами. Боги, до чего я докатился. Я сравниваю предательства, словно сорта дерьма.
Сердце пропустило один удар, а затем ещё один. Вокруг воцарилась неестественная тишина, благодаря которой, я смог услышать пение. Оно доносилось подобно писку комара через подушку, но я его чувствовал. На него вибрацией отзывалась пирамида в моей груди. Каждый всплеск, каждый боевой аркан, облачённый в пение, требовал влить свой голос в хор. Очень странный эффект. На попытку подчинения не было похоже, но жжение в груди прекратилось.
Оставив в покое зомбированных орденцев, которые ничего не могли мне сделать своими мечами, я обернулся к собственной башне, где до сих пор хранилась библиотека крови, любовно собранная мною за три века жизни в этом мире. Туда, где стоял трон Альба, а сейчас к массивной запечатанной магией двери прилаживали крестовину с распятой Агафьей.
Тело вампирши покрывали раны разной степени заживления: от свежих, сочащихся алой кровью, до застаревших, загнивших с копошащимися червями внутри.
— История циклична, не находишь? — разнёсся голос Его Святейшества Альба Ирликийского. — Ты проиграл тогда, не сумев спасти свою женщину, проиграешь и сейчас.
— Ты потерял тогда легион, потеряешь его и сейчас! — не остался я в долгу. — И ты не прав, прошлую девицу ты смог совратить, а на нынешнего тебя даже мёртвая не позарится. Да, Альб? Каково это быть евнухом? Каково, когда твой конец изо дня в день сжирают ненасытные черви?
Кто скажет, что я поступил мерзко, ударяя по самому святому для мужчины, тот может сам выйти против своего убийцы и расшаркиваться перед ним в комплиментах.
— Тебе не удастся смутить чистого верой, Кровавый. Ты — ошибка мироздания, неразвоплощённая Рекой Времени. Но я исправлю эту ошибку лично и вырву с корнем всё, что тебе когда-либо было дорого.
— Да ты за полторы сотни лет даже башню мою не смог вскрыть, — рассмеялся я, — чтобы забрать каплю своей кровушки, да, Альб? Хотя пытался. Видят боги, ты пытался.
— Зато мы с братьями уничтожили рассадник нечисти на наших землях. Не существует больше цитадели и башни крови. Нет больше твоих братьев и сестёр. Пепел их нечестивых душ навсегда погребён в ущельях Каролийских гор.
Наше переругивание лишь со стороны казалось бессмысленным. На самом же деле у каждого из нас была своя цель: Альб отвлекал меня, давая возможность легиону создать боевой аркан, я же готовился к тому, что так и не решился сделать в прошлой жизни. Я собирался использовать благодать Рассвета.
* * *
— Ага, конечно, вот так села на жопу ровно и жду с моря погоды, — утирая пот со лба и скидывая теплую меховую куртку, ворчала Ольга, осматриваясь по сторонам, стоило Михаилу ворваться в стан врага. Заприметив метрах в двухстах одинокое дерево с сухими голыми ветвями, эмпатка бодрым бегом отправилась к нему. — В любой непонятной ситуации женщина начинает убираться.
Дерево отдалённо напоминало иву или ракитник. Ветви ломались, на удивление, легко. Вспомнились уроки труда, на которых школьников учили вязать мётлы и сбивать примитивные табуретки.
— Жаль, летать на мётлах не научили, — вздохнула девушка, увязывая вокруг черенка ветви самодельной метлы шнуром из корсета. Платье она скинула из-за ненадобности и неудобства, оставшись лишь в нательной рубахе. — Из нихрена женщина может сделать три вещи: салат, причёску и скандал, а школьник из девяностых — ещё и метлу.
Проверив действие самодельного антимагического артефакта, Ольга хмыкнула и лёгким бегом отправилась вдоль лагеря врага, подыскивая место их наибольшей концентрации.
Бежать пришлось прилично, чаще всего пригибаясь и прячась за каменными валунами, оставшимися после разрушения ближайшей скалы. Но очень скоро святошам стало не до неё. Они запели. Красиво, надо сказать, запели. Ольга даже заслушалась на какое-то время. Но вовремя вспомнила, чем в прошлый раз такое пение закончилось для защитников замка. А ведь их там было значительно больше. Один Михаил, какой бы мощной тварью он не выглядел, с такой толпой вряд ли справится.
Обойдя практически пол-лагеря по широкой дуге, Ольга рассмотрела чуть ли не единственное место, где не было красной крошки, вокруг фундамента башни. Но туда ещё нужно было пробраться.
Вооружившись метлой, эмпатка принялась выметать себе дорогу в стан врага. Не сказать, чтобы дело продвигалось шибко быстро, но продвигалось. То тут, то там воины забывали слова своих песнопений, сбиваясь с ритма её стараниями. Но этого было мало. Ольга видела, как над лагерем святош медленно поднималась розовая дымка сферы. Ловушка это или какой-то газ, она не знала и не горела желанием проверять.
Чем ближе к самой башне пробиралась эмпатка, тем отчётливей общий фон религиозного экстаза перекрывал вихрь эмоций одного человека. Было в нём что-то от восхищения Пигмалиона своим творением, что-то от ненависти Тараса Бульбы к своему сыну-предателю и даже от страха Виктора Франкенштейна, уничтожившего своё творение, чтобы не стать создателем расы монстров.
«Вот это коктейльчик! Дай-ка я тебя отдельно послушаю».
А тем временем Михаил начал переговариваться с религиозным фанатиком-импотентом, что заставило святошу ещё сильнее вспылить.
«Ну же давай! Разозлись! Покажи мне!»
— … Ты — ошибка мироздания, неразвоплощённая Рекой Времени. Но я исправлю эту ошибку лично и вырву с корнем всё, что тебе когда-либо было дорого, — донеслось от мумиёныша, и Ольга провалилась в омут незамутнённой ненависти.
За семьсот лет до описываемых событий
Резиденция Ордена Рассвета, Ирликия
Слуга склонился в глубоком поклоне, не решаясь отвлекать главу ордена от процесса благословления верующей.
Ритмичные причмокивания всё ускорялись, пока одновременно не раздался мужской стон наслаждения и надсадный кашель. Верующая запахнула разорванную на груди рубаху и, не вставая с колен, принялась пятиться к выходу.
— Останься, дщерь Рассвета, ты будешь удостоена чести повторно испить благодати, — Его Святейшество расправил белоснежную рясу и двумя пальцами указал на опустевший кувшин с превосходным вином с южных склонов Каролийских гор.
Слуга тут же заменил кувшин на полный, не отрывая взгляд от пола, но и не покидая покоев.
Его Святейшество, Ирликийский ангел, один из дюжины прекраснейших существ этого мира, отщипнул виноградину от грозди и блаженно зажмурился. Настроение было чудесным. Последний раз им удалось наткнуться на человеческое поселение в прорыве с повышенным магическим фоном. Они смогли стабилизировать
