на совесть. Но с Ю-816 всё обстояло благополучно. Она сама назвала опасный объект.
— Хорошо. Опишите, что вы чувствуете, когда его видите.
— Я чувствую спокойствие и счастье!
Несмотря на многолетний стаж работы, таких симптомов в этом заболевании А-174 не помнила. Она знала весь список наизусть, но сейчас ей пришлось туда заглянуть. Таких вещей как «спокойствие» и «счастье» в списке не было. И А-174 начала по порядку.
— Когда вы видите ваш объект, у вас начинает сильнее биться сердце?
— Нет.
А-174 не знала, заглянуть ли ей снова в список.
— Ладно. Возможно, ваше сердце замедляется или замирает при виде него?
— Вовсе нет.
— Что же тогда?
— Оно стучит спокойно и ровно. И я так рада.
— Хм… — сказала А-174 и снова заглянула в список симптомов. — Что происходит с вашим кровяным давлением при виде него?
— Ничего. Оно у меня всегда нормальное. Можете посмотреть выписку местного фельдшера. Он замерял мне давление без моего объекта и с ним. Показатели одни и те же.
— Хорошо. Наблюдается ли у вас асфиксия при виде вашего объекта?
— Нет, что вы! Наоборот, мне очень хорошо рядом с ним.
А-174 беспомощно перелистывала список симптомов, но ничего подобного там не находила. Можно предположить, что Ю-816 совершенно здорова. Но ведь у неё есть объект, на которого она реагирует необычным образом.
— Как именно вы реагируете на ваш объект? — спросила А-174.
— Ну, я радуюсь, улыбаюсь, машу ему рукой. И когда он тоже мне машет, я ещё сильнее радуюсь в ответ.
А-174 наконец схватилась за спасительную мысль:
— Это отвлекает вас от работы?
— Вовсе нет! Я начинаю работать ещё быстрее и лучше, чем обычно. Когда я не реагировала на мой объект, моя производительность в среднем была 115 единиц в час. А когда стала реагировать, то стало так весело и интересно жить, что моя производительность выросла до 165 единиц. Представляете, я сейчас работаю быстрее всех в нашем цехе!
— Представляю, — сухо ответила А-174. — А вам стыдно за это?
— За что?
А-174 и сама не поняла, что имела в виду. Она совершенно растерялась. Что же происходит? Никогда ещё во врачебной практике она не чувствовала ничего подобного.
— Ну, бывает ли вам стыдно… стыдно за что-нибудь?
— Мне нечего стыдиться. Я же говорю: на душе моей очень спокойно.
— Может, вы делаете всё быстро, но некачественно? — А-174 взглянула на неё с надеждой. Должен же подтвердиться её диагноз!
— Наоборот, инструктор меня хвалит. Смотрите: он даже выписал мне благодарность за качественную работу.
Ю-816 вытащила бумагу и показала доктору. А-174 с трудом сфокусировала на ней взгляд. Действительно, там говорилось, что Ю-816 работает быстро и качественно.
Может, нет у неё никакого заболевания? Нормальный здоровый член идеального общества?
— А этот ваш объект… — начала было А-174.
— Его зовут К-131. Я ласково называю его Кэшечка.
А-174 поперхнулась. Когда она откашлялась, то услышала, что Ю-816 безмятежно продолжает:
— … А с работы мы идём, держась за ручки.
— За ручки?! — ужаснулась А-174.
— Да.
Это была самая последняя стадия страшного заболевания: желание трогать объект. Как будто бы больной не понимает, что может заразить ещё одного члена идеального общества.
Сердце А-174 колотилось как бешенное. «Тахикардия», — поняла доктор. Лоб покрылся испариной. «Это от повышенного давления». И дышать сразу стало как-то трудно.
Дрожащей рукой А-174 включила вентилятор, чтобы привести себя с порядок.
— А этот ваш объект… он… он тоже реагирует на вас по-особому?
— Конечно! — воскликнула Ю-816. — Мы оба так реагируем друг на друга. Уже давно. И это так здорово! Раньше я и не представляла, что мир может быть так прекрасен. Я думала, что существует только работа на благо идеального общества. А оказалось, что всё гораздо интереснее. Представляете, мы можем разговаривать…
— Что?! Вы ещё и разговариваете?!
— Ну да, — безмятежно продолжала Ю-816. — И мой дорогой Кэшечка тоже начал лучше работать. Мы стоим за станком рядом и подмигиваем друг другу. И знаете что?
— Что же?
— Это не мешает нашей работе. Вы же сами видите: производительность труда увеличилась.
А-174 хотела отереть испарину со лба, но рука её не поднималась. «Тремор верхних конечностей», — подумала доктор. Взгляд её упёрся в открытый перед ней список симптомов. «Учащенное дыхание», «повышение давления», «повышенное сердцебиение или ощущение замирания сердца». Все это А-174 чувствовала прямо сейчас!
— Вы пока рассказывайте, — сказала А-174, вытащила прибор для измерения давления и начала его себе мерить.
— Да что рассказывать? С Кэшечкой так весело. Мы смеёмся, когда работаем. А люди вокруг нас тоже слушают, говорят что-нибудь и тоже смеются. Так и у них тоже производительность труда повысилась.
— Не может быть! — воскликнула А-174.
Ю-816 вытащила из кармана новую бумагу.
— Это благодарность нашему коллективу за повышение статистик на этой неделе.
А-174 не стала смотреть в бумагу. Она не отводила взгляд от прибора, измеряющего давление: так и есть — повышенное! А-174 с трудом взяла себя в руки, взглянула в улыбающееся лицо Ю-816 и… И снова почувствовала, что руки её трясутся, дыхание перехватывает и сердце замирает.
— А ты испытываешь такое, что затрудняешься, как описать? — спросила А-174 про самый сложный симптом.
Ю-816 пожимает плечами:
— Да нет. Ну что, доктор, я больна или нет?
— А ты сама как чувствуешь?
— Чувствую, что совершенно здорова. И счастлива, к тому же.
У А-174 задёргался глаз. Она так реагировала только на одного человека в своей жизни: на эту странную пациентку, у которой болезнь была, а её симптомов — вопреки всем законам логики — не было.
«Кажется, я от неё заразилась!» — с ужасом поняла А-174. — Неужели у меня началась «любовь»?!
Она слышала, что многие врачи заражались от пациентов. Все-таки они имели дело с неизлечимой болезнью. Это очень опасно. Только самые стойкие и принципиальные выбирают эту сложную профессию.
И вот теперь А-174 стала неспособна. Она не может больше работать, если сама больна! Она не может больше принести пользу идеальному обществу!
— Подожди тут. Я сейчас схожу в соседнюю комнату, — сказала А-174.
— А зачем?
— Мне нужно немного подлечиться.
Медленный шагом, будто идет на смерть, А-174 вошла в «Комнату для лечения». Дрожащими руками открыла банку с таблетками «Эвтаназия», сунула одну из них в рот, легла в специально сделанное ложе и сложила руки крестом.
Через некоторое время двое санитаров в защитных костюмах вынесли её тело из комнаты для лечения в морг.
Ю-816 ждала возвращения доктора, но та всё не приходила. «Надо её позвать. Может, она обо мне забыла?»
Ю-816 тихонько приоткрыла дверь в соседнее помещение. Там уже стоял новый гроб, в комнате никого не было. Дверь на противоположной стороне была закрыта.
Пожав плечами, Ю-816 вышла из кабинета врача. Некоторое время она стояла в коридоре, совершенно не зная, что делать.
Вдруг дверь в соседний кабинет открылась, и из неё вышел К-131.
— Кэшечка, милый! — расцвела Ю-816.
Он раскинул руки ей навстречу, она подошла и обняла его.
— Что сказал тебе врач? — спросил он.
— Сказала подождать, но сама куда-то делась. Странно…
— Ты знаешь, и у меня тоже! — воскликнул К-131. — Я ждал-ждал, а он так и не вышел из «Комнаты для лечения». Наверное, ушёл в противоположную дверь.
— Значит, мы с тобой здоровы? — обрадовалась Ю-816.
— Но ведь нам не сказали, что мы с тобой здоровы. Да и печать на бумагу не поставили.
— Это верно. Инструктор настоятельно рекомендовал пройти врачебный осмотр. Так что пойдем на приём к другим врачам. Их тут много.
— Пошли, — согласился К-131. — Если в этой больнице все так будут исчезать, можно будет поехать в другую. Мы же не должны нарушать законы идеального общества. Если инструктор направил, надо добиться, чтобы нас или вылечили, или отпустили работать как здоровых членов общества.
— С тобой хоть на край света.
Держась за руки, они пошли по коридору искать новые двери. Их было великое множество.
Женя Сторонка. Мой друг — оптимист
Я заподозрил неладное сразу, едва отворив дверь. За дверью стоял мой друг.
У него почти всегда маниакальный вид — к этому я привык. Но порою к пронзительному блеску глаз добавляется особый огонёк, отчего сразу делается ясно, что пора искать бомбоубежище.
