начал усиленно двигаться. Я уже была так близка, но не хотела, чтобы этот момент заканчивался. Он внутри меня был экстазом, чувственной греховной эйфорией, где не существовало ничего, кроме наших разгорячённых тел.
Через несколько минут, — пять, десять, двадцать, я не знала точно, — он ускорил темп, сильнее вбиваясь в меня. Я встречала его толчки, зная, что у меня есть всего несколько секунд до…
Я сделала глубокий вдох и взорвалась словно сверхновая, став волшебным, невесомым порошком, легко и просто плавающим в атмосфере. Он сильно толкнулся, и я услышала глубокий мужской стон. Его член дёрнулся глубоко внутри меня, наполняя горячей спермой. От этих ощущений я снова кончила. Нет ничего сексуальнее, чем красивый мужчина, которого ты любишь, изливающегося в тебя.
Мы крепко держали друг друга в течение нескольких долгих мгновений, спускаясь с нашего греховного облака. Тяжело дыша, я всё ещё наслаждалась ощущением его члена глубоко внутри и должна была спросить:
— Как ты относишься к детям? — Он поднял голову и посмотрел на меня с непроницаемым, но удивлённым выражением лица. — Упс. Слишком рано?
Медленная, очаровательная улыбка скользнула по его чувственным губам.
— Я упоминал, что в доме десять спален?
— Десять? — Вот дерьмо. Много детей. — Ты не будешь возражать, если мы усыновим нескольких?
— Если только людей. — Я бросила на него взгляд. — Мне не выиграть этот бой, да? — произнёс он.
Я отрицательно покачала головой.
Он ухмыльнулся.
— Шарлотта, для тебя всё что угодно.
Удовлетворенно вздохнув, я продолжила.
— Давай продолжим осмотр остальной части дома. — Притянув его обратно к своим губам, я призывно вильнула бёдрами.
Он застонал.
— Ты рассмотрела гардеробную? Она очень большая. Ты должна внимательнее рассмотреть её.
Я рассмеялась.
— С удовольствием.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
— Вечеринки, вечеринки, грёбаные вечеринки, — ворчал Бог Виноделия, поднимаясь на лифте в бар на крыше отеля Шангри Ла в Санта-Монике, опоздав на вечеринку на два часа. Как обычно, он должен быть барменом, его особый дар, наряду с тем, что он душа вечеринки. Он мог просто посмотреть на человека и узнать его идеальный напиток. Мартини с личи, похотливый монах (Франджелико со льдом с взбитыми сливками), скользкий сосок (ирландские сливки с мятным шнапсом), козявки в траве (рюмка персикового шнапса, Мидори и Бейлис) или что-нибудь ещё. На этой планете не было напитка, который он не знал бы как приготовить, и не было вечеринки или дерьмовой встречи выпускников, поминок, ужина на День благодарения с родственниками — или феерии с остатками мясного рулета твоей матери в воскресенье, которую он не мог превратить в невероятно потрясающее весёлое мероприятие.
Он издал долгую, глубокую отрыжку, отсюда и его прозвище Отрыжка Бах результат того, что он только что выпил бочонок пива. Да. Совсем один. Да, пока ехал сюда. Да, на светофоре за шестьдесят секунд. Что сказать? Это дар.
Он нажал на кнопку лифта, поняв, что тот не сдвинулся с места. Он всё ещё стоял на первом этаже.
«Боги, я так пьян. Тык. Тык. Поторопись, чёрт возьми».
Двери лифта открылись, и вошла красивая блондинка в кроссовках, крошечных чёрных шортах и фиолетовой майке. Её ноги состояли из чистых мускулов, задница была упругой, грудь выглядела как две идеальные половинки кокосового ореха, такие как те, в которых он делал май-тай только прошлой ночью в Луау.
«Секси».
По его оценке, ей было под сорок или, возможно, чуть за пятьдесят, но с телом грёбаной богини на сексуальных стероидах.
— Ну, привет, — пробормотал он невнятно, — как тебя зовут?
Нахмурившись, она нажала кнопку десятого этажа и повернулась к нему спиной.
— Я Акан, — представился он. — Наверху вечеринка, если свободна.
Она не ответила.
«Что? Она смеет игнорировать меня?»
— Хей, ты ведёшь себя грубо, — пробормотал он невнятно. — Я ненавижу грубых людей. Особенно когда у них упругие задницы и красивые сиськи.
— Фу. — Она бросила взгляд через плечо, когда двери закрылись, и лифт поехал наверх. — Ты отвратителен.
— Отвратителен?
Он посмотрел на свой гигантский живот и начал описывать круги над этой штукой. Он, конечно, не видел в этом ничего плохого.
— Этот живот, результат тысячелетнего целенаправленного употребления алкоголя.
Неужели она не понимает, какие интенсивные тренировки и выносливость требуются, чтобы помочь стольким людям освободиться? Люди нуждались в развлечениях. Им нужно время от времени веселиться, и он их чемпион. Их мессия, который укажет путь в Мекку вечеринок.
— Я бог. И чертовски хорош! Тебе бы так повезло, будь я у тебя. Даже если на одну ночь.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Ты отвратителен.
— Ну, ты не знаешь, от чего отказываешься, милая. Одна ночь с Бахом, как ночь на небесах.
Она нахмурилась.
— Ну, да. Я проведу с тобой ночь, как только уберёшь живот, смоешь пивное амбре, причешешься и, — она скользнула взглядом к его паху, — наденешь какие-нибудь штаны.
Двери лифта открылись, и она направилась к выходу.
— Ты немного придирчива для такой старой девки, — рявкнул он.
Она развернулась, впиваясь в него убийственным взглядом.
— Старая? Ты — пьяница без штанов, назвал меня старой?
По сравнению с ним она была весенним цыплёнком. Куда ей до него?
— Ага. Старая, как сама грязь.
Она прищурила свои прекрасные зелёные глаза.
— Клуб кроссфита дальше по улице. Будь там в пять утра, и я покажу тебе старую, дегенерат.
Двери закрылись, пока он стоял там в благоговейном страхе. Столько огня в её глазах. И так много ненависти.
«Ну, ты назвал её старой».
«Да, но я пьян».
— Я буду занят блевантиной! — крикнул он в уже закрытые двери.
По мере того как лифт проделывал оставшийся путь наверх, гнев Баха рос.
«Как она смеет
