время бытовавшее устойчивое наименование крепостных крестьян, государственных крестьян, разного рода мастеровых, работных людей и т. д. в Российской империи XVIII — первой половины XIX в.
[2] Вытянуться во фрунт — встать по стойке смирно.
В трудах и заботах
-//-//-
Тишина. Тяжелые шторы на окнах отрезали все шумы с улицы. Небольшой уютный кабинет застыл в полумраке, к потолку с золоченной лепниной медленно поднимались клубы ароматного дыма. Двое с сигарами в руках сидели напротив друг друга и тихо
— Возьмёшься все исправить? — с тяжестью в голосе спросил первый. Видно было, как тяжело ему давался этот разговор. Слова он словно выдавливал из себя. — Сам же сказал, что все нужно менять, иначе великие беды ожидают Россию, русский народ и все окрестные народы.
Горькийсмешок раздался в ответ. Прошло довольно долгое время, прежде чем зазвучала речь второго.
— Тут проблема веками копились. Понимаешь, Вашество, целыми столетиями! С положением крепостных настоящая беда, с промышленностью еще хуже. В сельском хозяйстве, извини за выражение, задница. На крошечных наделах селяне себя даже прокормить не могут. И, говоришь, бери и все исправляй…Ты представляешь, что тогда начнется⁈ Взять даже твою надежду и опору, дворянство. Там же большая часть уже паразиты, которые только жрать, срать и издеваться над людьми умеют. Если что-то и менять, то делать это нужно прежде в каком-то одном месте и желательно с кнутом в руках в виде армии. Хм, вот в диктаторы бы, наверное, пошел. Так ведь не разрешишь…
Говоривший резко замолчал и разве руками, словно извиняясь за свою излишнюю эмоциональность.
Первый, все это время хмурившийся, вдруг рассмеялся. Видно, идея про диктаторство показалась ему особенно смешной. Оттого и развеселился.
— А почему бы и нет⁈ — вдруг огорошил он своего собеседника. У того аж лицо от удивления вытянулось, что еще больше развеселило первого человека. Он даже сигару на стол отложил. — Если для славы России и ее народов нужно диктаторство, будет оно тебе! Наместником станешь на юге! Настоящее диктаторство! Все войска с Военной кавказской линии отдам под твое начало. Сможешь судить всех и каждого по своему разумению, — второй, кажется, даже дышать перестал от удивления. Звучащее ему предложение, казалось, настоящим бредом и, в принципе, не могло существовать. Какой правитель в здравом уме поделиться своей власть⁈ Никакой не должен! — Только не обессудь, потомок, спрошу так, что мало не покажется. За каждую копейку, за каждую погубленную православную душу спрошу…
-//-//-
Указ Его Императорского Величества самодержца Всероссийского и прочая, прочая, прочая…
Мы, самодержец Всероссийский, император Николай Первый повелеваем назначить князя Кавказского имама Шамиля, нашего верного союзника наместником Кавказского наместничества. Наделяем его особливыми полномочиями для скорейшего укрепления и развития территории и блага всех наших подданных… Передаем в его руки суд над всеми поданными наместничества, включая губернаторов, военных комиссаров и предводителей дворянства. Дозволяем проводить расследование государственных и церковных преступлений всеми доступными способами и методам…
-//-//-
К каменному зданию губернского суда с колоннадой из чудесного голубого мрамора подкатила карета в сопровождении восьми конных жандармов. Стремглав подбежавший, слуга в красной ливрее и белых чулках, натянутых поверх узких панталон, бросился открывать дверцу кареты.
— Уф… — с тяжёлым вздохом оттуда вылез чрезвычайно тучный мужчина в судейской тунике и сильно накрахмаленном парике. Он недовольно посмотрел на слугу и вдруг отвесил тому хлесткую пощечину пухлой рукой. — Медлишь, сукин сын. Запорю, коли ещё повторится.
Со страхом в глазах слуга тут же низко поклонился. Ведь, этот точно запорет. Прикажет и даже глазом не моргнет. Не зря свое страшное прозвание среди простого люда получил — Живодер. Слишком часто битье батогами назначал, как наказание по суду. Никого не щадил. Мог и мальчишке-несмышленышу за надкусанную булку хлеба с прилавка десяток ударов дать. Беременным баб тоже не жаловал.
— Совсем службу забросили. Только гулеванить и баб портить можете, — еще раз ударил слугу, на этот раз попав в висок. Того так качнуло, что едва не с ног не свалился. Еле на ногах удержался. — Пошел прочь с глаз моих!
А у лестницы его уже ждали больше десятка человек — секретари, писари и делопроизводители губернского суда, с почтением гнувшие спины. Заведенный судьей ритуал встречи не менялся уже много-много лет. И не дай Бог кого-то из судейских здесь не будет, ему потом не поздоровится.
— Доброго утречка, Ваше Высокопревосходительство! Светлого дня вам, Ваше Высокопревосходительство! Здравия… — на разные голоса запели-заблеяли судейские, стараясь не смотреть в глаза своему начальнику. Больно уж тот этого не любил, считая то ли оскорблением, то ли вызовом. — С самого ранья приехали, совсем себя не бережете! Поберечь себя вам нужно, а вы, Ваше Высокопревосходительство, все в заботах и заботах! Об Отечестве и государственных делах неустанно радеете…
Судья же, зорко высматривавший молчащих, недовольно кивал. Мол, я без вас, черти, знаю, что работаю не жалея себя, что здоровье гроблю на службе Отечеству.
Наконец, он махнул пухлой ручкой с нанизанными на пальцах крупными перстнями, дозволяя прекратить это каждодневное славословие. Судейские к нему тут же подбежали всей гурьбой и, отпихивая друг друга, подхватили судья под локти, помогая ему подниматься по длинной мраморной лестнице.
— Стоять! — вдруг раздался зычный голос, которому сразу же хотелось подчиниться. — Стоять, я сказал! Для глухих говорю?
Кто-то из судейских обернулся, чтобы посмотреть на этого самоуверенного наглеца. А как еще можно было назвать глупца, что смел так кричать при высочайшей особе самого губернского судьи, его высокопревосходительства Победоносцева? Только глупцом и наглецом назвать и можно! Лучше даже смертником! Сейчас только Его Высокопревосходительство повернется…
У самого начала лестницы стояло пятеро всадников, одетых в горские черкески, мохнатые черные папахи и высокие шапки. На поясах изогнутые шашки, а к седлу приторочены длинные ружья. Обликом — бородатые, загорелые — тоже напоминали скорее жителей гор, чем местных.
— Что еще там такое? — недовольно заворчал судья, поворачиваясь всей тушей. — Кому там язык укоротить? А ну позвать сюда жандармов! Пусть спустят шкуру с этих абреков.
Кто-то из судейских вприпрыжку бросился бежать за жандармами, что всегда отирались возле здания губернского суда.
Всадники тем временем спешились, легко спрыгивая со своих коней. Первый, высокий мужчина с жестким волевым лицом, подскочил к судье, который продолжал грозно хмуриться и сверлить глазами наглецов.
— Гражданин губернский судья Евгений Александрович Победоносцев? — требовательно спросил мужчина, держа в руке какой-то список с фамилиями. — Не слышу ответа⁈
Стоящий рядом судейский, неказистый мужичонка с проплешиной на голове и хитрым выражением лица, негромко прошептал:
— Это Его Высокопревосходительство Евгений Александрович Победоносцев, собственной персоной.
Подошедшие сзади казаки оттеснили судейских и крепко схватили судья за руки, отчего тот чуть не задохнулся от возмущения. Затрясся весь, словно холодец. Захрипел, не в силах что-то выдавить из себя.
— Что… Да я вас… Это же… — сипел Победоносцев, пытаясь заорать. — Жандармы…Я губернский судья! — последнее он все же сумел четко выговорить. — Сам император… Губернский судья…
— Знаю, знаю, — скривился в угрожающей ухмылке казак, сминая список в кулаке. — Ты — губернский судья, а еще казнокрад, душегуб и содомит в, добавок! Задавить бы тебя, как клопа, прямо здесь, да закон не позволяет! Ведите его к остальным!
Судейские с такими ошарашенными лицами стояли, что казак не выдержал и рассмеялся. После, прищурив глаза, внимательно на них посмотрел, словно в душу каждому из них заглядывая.
— Смотрите у меня. Я вас, судейские душонки, насквозь вижу. Будете взятки брать, снова приду, — с угрозой проговорил он, показывая пальцем на металлическую бляху с волком у себя на груди. — Капитан Игнатьев, старший оперуполномоченный Департамента общественной безопасности, честь имею, — козырнул он.
Затем вскочил на коня…
-//-//-
В огромном кабинете за столом сидел, обхватив голову руками, смертельно уставший человек. Лицо у наместника Кавказского наместничества и по совместительству правителя Чечни и Дагестана имама Шамиля было, словно у покойника — серо-бледное с желтизной. Ещё больше пугали черные круги под глазами, напоминавшие глубокие провалы под глазами.
— Сдохнуть легче, чем свернуть все это, — тяжело выдохнул он и с силой растер руками лицо.
Ринат в последние
