что? «Разводись, Мирослава»? Разве это не то решение, которое человек должен принять только сам, по собственной воле?
– Я боялась уйти от Алеши, потому что не была уверена, что ты останешься со мной надолго. Думала, что рано или поздно ты устанешь от этой сложной со всех сторон связи. Но, оставаясь женой твоего брата, я могла бы видеть тебя и дальше, хотя бы на семейных праздниках.
Он словно окаменел за моей спиной, потом коротко выдохнул и молча уткнулся носом мне в затылок. Два притихших голодных дурака перед целым подносом еды.
Дверь в бар открылась, и вошла Инна, о которой в этой круговерти я совсем забыла. Ну кто мог знать, что стоит помянуть бывших, как одна из них тут же появится?
Она огляделась, отвернулась, снова посмотрела на нас, будто не веря собственным глазам, а потом решительно двинулась к нашему столику.
– Вот блин, – сказала я.
– Он, – поддакнул Антон.
Я чуть отстранилась, чтобы дотянуться до подноса, и запихала в рот пельмень. Когда я ем, то глух и нем, верная тактика.
– Ну привет. – Инна села напротив нас. Она выглядела уставшей. – Ехала я ехала и вдруг поняла, что приехала. Ни километром больше, вырубаюсь. А можно мне салат? Семь часов за рулем.
Я молча жевала, но вилкой изобразила приглашающий жест. Моя селедка под шубой – твоя селедка под шубой.
– Привет, – вежливо произнес Антон. – Командировка?
– Чтоб ее, – с чувством воскликнула Инна и взялась за салат, одновременно призывая к себе официантку.
Ага, так она и разбежалась. Нет, тут принято заказывать на кассе.
Я подвинула Антону его порцию пельменей и скомандовала:
– Ешь, пока хоть что-то осталось.
Инна посмотрела на меня с интересом. Оценила вилку в левой руке Антона, то, что правой он так и обнимал меня, и на ее бледных губах появилась насмешливая улыбка.
– А ведь я знала, – торжествующе провозгласила она, – я с самого начала знала, что вы шпилитесь! Красные перчатки на кухне!
– Дались тебе эти перчатки, – пробормотала я.
– А что твой прекрасный муж? Слепоглухонемой капитан дальнего плавания?
– Бывший муж! Я подала на развод.
– Ого, – Инна отсалютовала вилкой, – мои поздравления, Антоша. Отбил жену у брата, вот это достижение.
– Спасибо. – Антон кивнул на полном серьезе.
А я прыснула – коньяк играл со мной странные шутки.
Ничего смешного, правда.
Но почему-то все равно смешно, с каким злобным видом она это произнесла.
– Какая у людей жизнь интересная… – Доев салат (порции здесь были крохотные), Инна зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Прям санта-барбара. И что же, Алеша вас благословил? Хотя… если бы благословил, вы бы не ныкались по таким злачным местам, как это. Бедняжки.
Переглянувшись, мы с Антоном разлили себе остатки коньяка, чокнулись и выпили.
– Вообще-то, – язык у меня малость заплетался, – Инна имеет полное право говорить тебе любые гадости, Антон, а ты должен почтительно слушать.
– Правда? – заинтересовался он.
– Ты бросил женщину в ресторане! Ужас-ужас. Не поступай так больше.
– Никогда.
Инна покосилась на нас с отвращением.
– У меня от вас изжога, – неделикатно сказала она.
– И правда, пора спать. – Я не стала спорить.
О том, чем грозит Антону эта дурацкая встреча, я задумалась только на следующий день.
Вряд ли Инна, теряя тапки, помчится к Алеше с докладом. Кажется, Антон для нее остался в прошлом, что неудивительно. Она была яркой умной женщиной, с чего бы ей долго сохнуть по тому, кто так бесцеремонно с ней расстался?
Но город у нас маленький, слово здесь, слово там, готов скандал.
Близился полдень, но мы с Антоном все никак не могли до конца проснуться. Хорошо было бы встать, принять душ и отправиться на поиски какой-нибудь милой кофейни для завтрака, но двигаться не хотелось категорически.
Здесь, в этом дешевом номере, на кровати, которую скоро займет кто-то другой, было удивительно хорошо. Утро смыло ночные безумства, и мир казался чистым, новорожденным.
– Ты можешь делать все, что хочешь, – пробормотала я, перебирая его короткие жесткие волосы. – Говорить с Алешей или не говорить с Алешей. Все равно. Поступай, как тебе будет лучше.
– А тебе?
– Мне хорошо, когда тебе хорошо.
Он запрокинул голову, чтобы посмотреть на меня. По-утреннему небритый, все еще затуманенный ото сна.
– Ты убиваешь меня, – шепнул еле-еле, – как будто стреляешь в упор.
Ну здрасьте.
Следующие несколько дней мы виделись так часто, что у меня почти не было времени сесть и как следует подумать об Антоне. Но я все равно постоянно думала о нем, копаясь в огороде, или принимая клиентов, или даже занимаясь любовью.
Я так мало понимала его, а хотелось понимать больше и лучше. Человек-головоломка, поразивший своей двойственностью с первого взгляда, постепенно складывался в общую картину, как пазлы. Как оказалось, его фальшивая плюшевость не была откровенным притворством, Антон действительно умел быть плюшевым – с племянниками, например. Или со мной. Но была в нем и стальная воля, а главное – полная и абсолютная ответственность за собственные решения. Он не спешил делиться своими переживаниями и метаниями, замыкал их внутри себя, не позволяя мне заглянуть за эту ширму целую весну нашего адюльтера.
Замкнутый, отстраненный, он предпочитал сторониться людей, помогал брату и его женам, но делал это так холодно и небрежно, что не вызывал никакой ответной благодарности. Да она и не была ему, по сути, нужна. Он отдавал долги даже не Алеше, а самому себе. Любил ли он брата? Безусловно, но одновременно и тяготился большим хлопотным семейством.
Помню, тогда я часто задавалась вопросом: что сложнее – молчать о своих желаниях или кричать о них во весь голос?
Алеша позвонил примерно через четыре дня, самым несчастным голосом сообщив, что из-за меня не может жить в собственной квартире, а вынужден скитаться по чужим углам.
– Как это? – не поняла я.
Первая клиентка должна была прийти через полчаса, в ожидании я поливала грядки, шланг так и норовил вывернуться, чтобы намочить меня, а не землю.
– Повсюду твои вещи, – объяснил Алеша и душераздирающе вздохнул, – это заставляет меня все время вспоминать тебя. Так грустно.
– Хорошо, как-нибудь заеду и все заберу, – пообещала я.
– А можешь сегодня?
Наверняка ему просто хотелось, чтобы кто-то прибрался в квартире и приготовил еду. Тот, кто просит развода первым, навсегда остается злодеем, поэтому я была согласна и приехать, и даже убраться, если понадобится.
– Сегодня так сегодня, – отозвалась я покорно. – Ближе к вечеру, ладно? У меня последняя запись на четыре.
– До вечера как-нибудь потерплю, – загробным голосом простенал Алеша.
И мне снова стало пронзительно жалко его, бедняжку.
Как ни странно, в
