Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Что касается хаты Пригоды, то немцы, наверное, вообще не приняли ее за жилище, настолько старой она была, а потому пожалели порции зажигательной смеси из огнемета. Если на хату смотреть с расстояния в сто – сто пятьдесят метров, то она казалась замшелым холмиком, потому как стояла на спуске к реке и была закрыта кустарником. А ежели отойти чуть дальше, то и вовсе виднелся лишь дымоход, напоминающий трухлявый пень на пригорке.
И все же село подавало признаки новой жизни. Кое-где дымили временные жилища – землянки, по улицам бегала немногочисленная голопузая ребятня, а возле некоторых хат уже бойко стучали топорами плотники – в основном старики и подростки. Маленькая девчушка семи-восьми лет гнала на выпас козу. По тому, как она нежно с ней обращалась, сразу становилось понятно, что эта рогатая непослушная животина – главная кормилица в семье.
Но наиболее пострадавшая от фашистских захватчиков главная улица, по которой шли бывшие разведчики, в основном была безлюдной. Может, потому, что люди работали на полях, наверстывая упущенное за годы оккупации. Так что разведчиков сопровождал только конопатый пастушок, малец лет пяти, лихо управляющийся при помощи длинной хворостины с небольшим стадом гусей – гнал их к реке.
Разведчики выбрали его в качестве провожатого – чтобы не скучно было идти, одарив большим куском сахара.
Пацан был в таком восхищении от своей миссии и от столь ценного лакомства, которого он, пожалуй, еще и не едал в своей короткой жизни, что лишился дара речи. Пастушок заговорил лишь тогда, когда разведчики подошли к хате деда Макара. При этом он сподобился лишь на один жест (ткнул пальцем в сторону покосившихся ворот) и на одно-единственное слово:
– Тама…
Дед Макар в глубокой задумчивости ковырялся возле поленницы – складывал дрова. Он оказался в точности таким, каким его описывал Петро: худощавым, жилистым и, несмотря на годы, быстроглазым. На нем была изрядно застиранная сорочка из комплекта солдатского исподнего, ватная безрукавка и широкие шаровары, все в заплатах.
Услышав шаги, дед Макар вздрогнул, резко поднял голову и посмотрел на разведчиков таким острым взглядом, что у Татарчука вдруг засосало под ложечкой. Так у старшины всегда случалось, когда ему грозила смертельная опасность.
«А дед-то непрост, далеко непрост… – подумал Татарчук. – Зуб даю, как говаривал Коля Ласкин, что старый Пригода не только партизанил, но еще и слыл за снайпера в партизанском отряде…»
О том, что он воевал в партизанах, дед довольно скупо сообщил внуку в письме, которое отправил на фронт едва деревню освободили советские войска. Что касается Петра, то он писал ему почти каждую неделю, хотя его родное село и было под оккупацией, и когда наконец заработала почта, дед Макар получил целый мешок солдатских писем-треугольников, откуда и узнал адрес полевой почты внука.
– Здравствуйте! – сказал Маркелов и, по устоявшейся привычке, козырнул.
– Здоровеньки булы, хлопци, – сдержанно ответил дед Макар.
Сдержанность старого партизана происходила не от его неприветливого характера. Дед Макар уже почти год не получал весточек от внука. Петро как в воду канул. Но и похоронка на него не приходила. Поэтому дед Макар утешал себя мыслью, что внук выполняет какое-то секретное задание, потому что Петро не удержался и весьма прозрачно намекнул в одном из писем на свою фронтовую «специальность».
«Разведка, есть разведка… – думал дед Макар, в который раз перечитывая длинными зимними вечерами при свете каганца письма внука. – Мне ли этого не знать…» Партизанские разведчики иногда пропадали месяца на два, их уже начинали считать погибшими, а они все-таки возвращались живыми и здоровыми, с массой ценных сведений.
Поэтому нежданный визит боевых офицеров заставил старое сердце тревожно сжаться, и деду вдруг захотелось срочно присесть на колоду, потому что ноги почему-то стали ватными. Но он стойко выдержал искус, лишь оперся рукой на козлы для распиловки бревен.
– Проходьтэ, будь ласка, – пригласил дед Макар разведчиков. – Вы по дилу, чы як?… – помимо воли вырвался у него вопрос.
Маркелов мысленно взмолился: «Матерь Божья! И как теперь, и что теперь ему сказать?…» – но старался выглядеть спокойным. Что касается Татарчука, то Иван резко помрачнел и опустил голову, старательно избегая взгляда старого Пригоды. Душа старшины в этот момент залилась слезами.
Дед все понял сразу, без слов. Он мгновенно сгорбился и постарел лет на десять. Старик неверными шаркающими шажками подошел к колоде, сел и обхватил голову руками. Разведчики тоже молчали – стояли едва не по стойке «смирно», сняв фуражки. Так продолжалось довольно долго. На подворье воцарилась гнетущая тишина. Даже воробьи, как показалось Татарчуку, перестали чирикать.
Наконец дед Макар тяжело вздохнул и поднялся. Его глаза были наполнены слезами, но он мужественно превозмог невыносимую душевную боль и страдание. Старик тихо сказал:
– Пидэм, сынкы, в садок… помянэм мого внучка…
В саду стоял длинный стол и две такие же длинные скамьи по бокам. Наверное, дед Макар готовился встречать внука всем селом, потому что и стол и скамьи были новенькими.
Старик поставил на стол бутылку самогонки, квашеную капусту, соленые грибы, миску жареных карасей и сказал глухо:
– Выбачайтэ… хлибця нэма. Фрицы весь забралы…
С этими словами он возвратился в хату, а когда спустя несколько минут вернулся, то уже был одет в почти новый, но немного великоватый для него пиджак (судя по размеру, его носил до войны Петро) и видавшие виды темно-коричневые штаны в тонкую светлую полоску. Под пиджаком виднелась украинская сорочка из домотканого полотна, вышитая черными и красными нитками.
Но внимание разведчиков привлекла не одежда деда Макара, а награды. Их было несколько, в том числе и царские: три солдатских «Георгия», орден Красной звезды и две медали – «Партизану Отечественной войны» II степени и «За победу над Германией».
«Так вот в кого пошел Петро, – подумал Татарчук с уважением. – Какие люди! Богатыри…»
Пока дед Макар отсутствовал, Маркелов хотел выложить на стол свои запасы: консервы, колбасу, буханку хлеба, галеты, шоколад и поставить бутылку казенной водки, но Татарчук придержал его за руку.
– Не положено, – сказал он строго. – Потом можно будет… Даже нужно. Оставим деду часть продуктов и деньги. Им тут сейчас худо, ой, как худо. Ты сам видел.
– Почему не положено? – удивился капитан.
– Это поминки, командир. Мы должны, в знак уважения, отведать хлеб-соль того человека, которого поминаем.
– Понял, извини…
Дед Макар молча разлил самогон по граненым рюмкам и поднял глаза на Маркелова. Капитан уже стоял, намереваясь что-то сказать. Он был взволнован до крайности.
– Макар Денисович! Кх, кх! – Маркелов прокашлялся. – Я не могу красиво и долго говорить… скажу лишь одно – ваш внук Петро был настоящим патриотом, храбрым солдатом, и он выполнил свой долг до конца. Но самое главное – он был нашим другом. Мы были за ним, как за каменной стеной. Он был лучшим из нас. Иван!
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
