третья - все лопасти искорежены, сломаны больше чем наполовину. Четвертая - исчезла. Неподвижной громадой застыл корабль, окруженный мраком ночи. Единственный выход - заменить сломанные лопасти запасными, к счастью имевшимися на борту. Но для этого надо настолько изменить дифферент судна, чтобы корма поднялась над водой.
Двое суток подряд непрестанно грохотали паровые лебедки. Двое суток подряд, сгибаясь под тяжестью груза, переносили люди уголь, оборудование, продовольствие из кормовых трюмов на нос. Наконец корма пбднялась настолько, что можно приступить к работе. Правда, муфта винта все еще оставалась фута на полтора под водой. Не раздумывая спрыгнули механики в ледяную воду. Это была адская работа: по пояс в воде на пронизывающем ветру устанавливать полуторатонные лопасти.
Наконец винт отремонтирован. Загудели машины, и корабль, раздвигая форштевнем льдины, двинулся вперед.
Но 18 сентября произошло непоправимое. Один за другим послышались тяжелые удары. Все заскрипело, заскрежетало, словно на корабль обрушились тысячи тонн льда. Стальной вал гребного винта сломался, как спичка, и муфта винта вместе с лопастями ушла на дно.
С этой минуты ледокол превратился в беспомощную игрушку ветров и морских течений. Зимовка, казалось, стала неизбежной. Скоро наступит долгая полярная ночь, и тогда ничто уже не сможет вырвать корабль из ледяного плена. Отступать? Нет, об этом никто не помышляет. Если бы только удалось преодолеть тридцать миль, отделявшие их от мыса Сердце-Камень, ведь там начинаются сильные течения в сторону Берингова пролива. Медленно дрейфует поврежденный ледокол к востоку. Только бы не наскочить на подводную скалу, не сесть случайно на мель, тогда - все пропало. Вдруг ветер переменился, и корабль с ужасающей быстротой потянуло в обратном направлении, на северо-запад. Брошены ледовые якоря. Но миллионы тонн льда напирали с непреодолимой силой. Якоря оказываются бесполезными. Положение с каждой минутой становится все более безвыходным. Корабль неуклонно дрейфовал к северу. Но, к счастью, к утру 27 сентября ветер переменился. Не теряя времени, Воронин приказал ставить паруса. На палубу вытащили все запасы парусины, вплоть до черных от угольной пыли трюмных брезентов. Скоро на мачтах, надуваемые попутным ветром, распустились импровизированные паруса. Перед носом корабля загрохотали взрывы, взламывая лед. Конец длинного стального троса закрепили на баке впереди корабля, и лебедка, накручивая трос, помогает ледоколу продвигаться вперед. 1 октября показался мыс Дежнёва. Урраа-урраа - несется над волнами моря. Вокруг - чистая вода. В 14 часов 30 минут "Сибиряков" вошел в Берингов пролив.
Полярники с честью вышли из тяжелого испытания, преодолев Северо-восточный проход за два месяца три дня. Многовековая мечта человечества стала явью.
Через год по пути "Сибирякова" прошел ледокол "Челюскин", в 1954 году "Федор Литке", а затем пароходы "Анадырь", "Сталинград", "Ванцетти" и "Исира" совершили сквозное плаванье из Белого в Берингово море. Северный морской путь стал быстро превращаться в действующую транспортную магистраль. На отдаленных островках на мысах и в заливах появились домики полярных станций. Но плаванье в полярных морях требовало точных знаний о погоде, течениях, дрейфе льдов. Чтобы глубже проникнуть в тайны арктической природы, Советское правительство решило организовать в самом сердце Ледовитого океана, у Северного полюса, научно-исследовательскую дрейфующую станцию. В мае 1937 года из Москвы в Арктику вылетели четырехмоторные воздушные корабли.
Блестяще совершив посадку на ледяное поле у вершины земного шара, на Северном полюсе, доставив все необходимое, самолеты взяли курс на родные берега. В центре Арктики на дрейфующей льдине осталась четверка советских полярников: Иван Дмитриевич Папанин, Евгений Константинович Федоров, Эрнст Теодорович Кренкель и Петр Петрович Ширшов. Так начала свою работу первая в мире научно-исследовательская дрейфующая станция "Северный полюс-1" (СП-1).
Теперь мы как бы приняли эстафету у папанинцев, став дрейфующей станцией под номером 2.
Сомов помолчал немного и, закурив, сказал:
- Однако, друзья, если быть честными, пальма первенства в организации станции на дрейфующем льду принадлежала не нам. В 1913 году Стефанссон начал свою знаменитую Канадскую арктическую экспедицию продолжительностью в пять с половиной лет. Его соратник Стуркер Стукерсон 16 апреля 1918 года, облюбовав подходящую льдину в море Бофора, разбил на ней лагерь. Вместе с четырьмя товарищами, Мэйсиком, Гомером, Найтом и Мартином Килианом, он провел почти шесть месяцев на дрейфующей льдине и только болезнь (Стукерсон заболел астмой) заставила его прекратить работу и вернуться на материк. Научными результатами группы Стукерсона было открытие, что в море Бофора, между 72,5 и 74° с. ш., вопреки общепринятому мнению, нет постоянных течений и весь дрейф льдов обусловлен исключительно ветрами. Кроме того, экспедиция доказала, что так называемая Земля Кинана, нанесенная на карту Американского географического общества в 1912 году, не существует. Льдина, на которой они дрейфовали, прошла через точку, на которой должен был находиться этот остров. Оказалось, что глубина океана в этом месте превышает 3200 м.
Глава XVII ДНЕВНИК (продолжение)
3 января.
Выбравшись поутру из палатки, я увидел на востоке робкую лиловеющую полоску, которую сначала принял за отблеск луны. И вдруг меня осенило. Это же зорька! Первая зорька - предвестник окончания полярной ночи. Значит, не долго ждать и появления солнца. И сразу же в голову пришли слова Харальда Свердрупа: надо прожить некоторое время без дневного света и солнца, чтобы оценить их по достоинству. Святые слова.
Но радость была кратковременной. Небо вновь потемнело. То ли солнце, оповестив нас о своем приближении, снова провалилось за горизонт, то ли тучи, прижавшись к торосам, скрыли зорьку за своим пологом... Как я ни всматривался в даль, напрягая зрение, - ничего. Только надо мною в разрыве облаков сверкнули искорки звезд. Я вернулся в кают-компанию, где меня уже ждали несколько едоков. Все сидели за столом, не снимая теплых курток. Изо рта при дыхании вылетали клубы холодного пара.
5 января.
Занемог Никитин. Его познабливает. Появился сухой лающий кашель. Померил Макару температуру - 37,5е. Я долго, внимательно прослушивал его легкие. К счастью - там все спокойно. Правда, дыхание, как говорят медики, немного жесткое, но ни единого хрипа. В порядке профилактики уложил его в постель, поставил круговые банки и напоил его крепким чаем с малиновым вареньем. Макар переживает, нервничает: как там Сомов справится с вахтами у лебедки. Дмитриев немедленно вызвался помогать Михал Михайловичу. Как-никак он все же числится на станции гидрологом и при каждом удобном случае старается оправдать свою причастность к науке.
6 января.
Саша Дмитриев, заступив на очередную вахту по лагерю, бросил на меня сочувствующий взгляд и, раскрыв вахтенный журнал, записал в него своим витиеватым почерком:
"Распоряжение. По указанию начальника дрейфующей
