возьму чайную ложку, как бы она ни выглядела, и с удовольствием помогу девочке, так и знай.
Винсент подхватил звякнувший сундучок и вышел из кабинета. Я проводила мужа взглядом. Стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони. Что ж, теперь моя очередь. Нужно сделать так, чтобы этот поцелуй не стал последним.
Свекор молча протянул мне лист со схемой. Едва глянув на него, я закрыла глаза – мозг отказывался воспринимать эту мешанину даже несмотря на то, что основные моменты выглядели уже знакомыми. Затряслись руки, и я бы выронила листок, но на запястье легла сухая горячая рука, и дрожь прошла. Я заставила себя открыть глаза, внимательно вглядеться в схему.
– Не бойся, девочка, – улыбнулся Стерри. – Я помогу.
Тетрадка спланировала со стола в центр свободного пространства между дверью и столом – помнится, впервые оказавшись в кабинете Винсента, я удивилась его размерам. Свекор потянул на себя листок, и вокруг тетради на полу начали появляться огненные письмена.
– А что, так можно было? – вырвалось у меня.
– Строго говоря, это жульничество, – ухмыльнулся свекор. – Так ты совершенно ничего не запомнишь и ничего не поймешь. Но если сейчас мы не справимся, времени запоминать и понимать просто не будет. Так что…
Я схватила протянутый мел. Не знаю, как профессору удалось настолько точно рассчитать воздействие, но огонь лишь расчертил лак на паркете тончайшими линиями, напомнившими развивающие детские раскраски, в которых нужно обвести рисунок, намеченный пунктиром.
Отличная шпаргалка, и зря он решил, что так я ничего не запомню и не пойму. Наоборот, пока я обводила символы один за другим, ум раскладывал их по полочкам. Вот эти – нечто вроде резонатора, собирающего потоки магии так, чтобы они, складываясь, многократно усиливались. Вот комбинация, позволяющая обращаться к духу, а вот символы, чтобы обратиться к телу. А теперь – обращение к разуму, как на той схеме, с помощью которой я распознала и исправила ментальное воздействие, одурманившее Винсента. Ну и в завершении – связки, нечто вроде клея, собирающего элементы в сложную композицию.
Колыхнулась смерть, да так сильно, что я подпрыгнула. Выброс был, пожалуй, не слабее выброса кровавой магии из артефакта, подброшенного ведьмаком.
– Щедра к мальчику Предвечная, – хмыкнул профессор. – Не любит он, вишь, боевую некромантию. Может и правильно, что не любит, а то бы великоват соблазн оказался.
– Но откуда он возьмет материал сейчас? – изумилась я.
Или как там это называется? Смерть повсюду, но сила же не вещественна? Чтобы поднять зомби, нужен труп. Или нет?
Наверное, я в очередной раз выразилась неверно, но свекор понял. Улыбнулся – ох, не к добру эта маска доброго дедушки!
– А песики, думаешь, откуда взялись? Ты хоть раз пыталась смотреть, что там у вас во дворе прикопано?
Меня передернуло. В голове тут же завертелись догадки одна жутче другой. Аккомпанируя им, с улицы донеслись крики ужаса и ярости. Я невольно обернулась к окну – как там Винсент? Заставила себя вернуться к работе. Потом расскажет, что у нас прикопано во дворе, или сама посмотрю, тоже потом. Если я сейчас начну глазеть во двор, никакого «потом» у нас может и не быть.
Закончив схему, я тщательно перепроверила ее по наброску профессора. Во дворе бесновалась магия, крики сменялись жутким воем, и очень хотелось быстрее начать действовать. Но если я ошибусь сейчас, разбираться, в чем причина неудачи – в неправильной схеме или неверной копии – будет некогда и некому. Значит, ошибаться нельзя.
Но чем дольше я изучала схему, тем крепче становилась надежда. Правильное решение всегда красиво, будь то математическая формула или архитектурный проект, а эта схема, при всей ее сложности, выглядела красиво. Гармонично.
Или мне просто безумно хотелось верить в лучшее?
– Не вижу ошибок, – сказала я, наконец.
Свекор кивнул, подтверждая, что схема перенесена правильно. Достав уже знакомый мне стилет, начал закатывать рукав.
– Ты уже теряла кровь сегодня, – сказал он в ответ на мой немой вопрос.
Я потянулась к ножу.
– Прошу прощения, но вы немолоды, и восстанавливаться придется дольше. – Кто его знает, сколько крови потребует это заклинание. Не хотелось бы свести свекра в могилу. – К тому же я женщина, мы легче переносим кровопотерю. Эволюция… Предвечная об этом позаботилась.
– Лунные дни? – прищурился свекор.
– И роды.
Я попыталась забрать нож, но Стерри полоснул по вене прежде, чем я успела схватиться за рукоять. Все, что оставалось – подхватить силу и перенаправить ее в схему.
Мой разум снова расщепился. Я-Инга обмирала от страха и волнения. Я-профессор наблюдал за всем с отстраненным любопытством, и лишь в глубине души билась тревога. Еще несколько незнакомых «я» боялись, ярились, недоумевали. Я-Винсента не ощущалось, но прежде, чем страх за него достиг сознания, разум накрыло еще одно «я» – накрыло и заполнило до конца.
Столько зависти, ненависти и злобы было в этом «я», что меня едва не стошнило.
Почему кому-то все, а другим – ничего? Почему кто-то должен лишиться в лучшем случае дара, в худшем – жизни за то, что не выбирал сам и никак не мог изменить? Ничего, он еще посмеется последним. Нужно только разобраться с живучей девкой и зазнайкой-профессором, считающим себя выше остальных. А чем он лучше, собственно? Его заслуга лишь в том, что выживший из ума старикан решил завести питомца и баловал его, как иные балуют комнатную собачку!
Силен, конечно, но это опять же не его заслуга, а ничем не оправданная милость Предвечной. Силен, и сопротивляется здорово. Пусть брыкаются, чем больше солдат погибнет, тем проще будет доказать, что генерал-инквизитор пошел на крайние меры чтобы остановить зарвавшееся зло.
Чем больше крови прольется, тем больше силы он соберет. Пока стихийники и некроманты пользуются сложнейшими заклинаниями, чтобы заряжать накопители, кровавый дар позволяет сделать это играючи, и каждая рана, полученная солдатом, дает силу.
Пусть брыкаются, но девку нужно будет взять живьем для показательного процесса. Признается, никуда не денется, на дыбе признаются все. Он сделает себе имя, а потом смиренно откажется от почестей и места в столице. Останется в городе, где ему больше никто не сможет помешать. Наконец-то возьмет то, что заслужил по праву.
Клаус ощутил мое присутствие, но то ли не ожидал такой прыти, то ли мне удалось собрать достаточно силы, чтобы снести его сопротивление, как полуторацентнеровая тетка сносит щуплого подростка, прорываясь к единственному свободному месту в автобусе.
Обосновавшись в разуме Клауса, я огляделась. Повсюду во дворе меж переломанных, втоптанных в землю розовых кустов лежали кости. Человеческие, звериные – я озадаченно изучила что-то, смахивающее на
