перешитого сознания бьется боль. Для нее точно еще слишком рано, к этому пазлу я перейду позже.
— Да, — вздрагиваю от голоса вампира, передернув плечами, — полковник согласен, что…
— Мудак твой полковник, — шиплю, не веря в то, что это говорю.
Понимаю, что неправильно. Мой дядя, единственный родной человек. Внутри сжимается снова, подкатывает к горлу тошнота. Растираю лицо ладонями. Хорошо, что его здесь нет. Потому что я понимаю его. Это я дура, а он все сделал правильно. Смог засунуть чувства куда подальше для победы над общим врагом. И тогда, и сейчас.
— Почему просто не сказать, зачем ребусы? — голос дрожит, но я прокашливаюсь, возвращая жесткость. — Ты ставил под угрозу цель, я не понимаю.
— Не хотел причинить боль, — усмешка срывается с губ, пока слышу, как отщелкивает кнопка закипевшего чайника, но вампир не двигается, — это тоже ставит под угрозу цель.
Великая вампирская логика. А так получается, что вроде как бы я и сама дошла, но и он подсказывал. Маразм. Смех рвется наружу, но сдерживаюсь, прокусывая губу. Кажется, на сегодня достаточно. Третий кусочек пазла вложился в картинку, а за ним и четвертый. И правда, все же на поверхности.
— У меня есть вопросы, — пытаюсь сохранить голос спокойным, но тот то и дело срывается, — но сейчас я не готова говорить.
— Иди в комнату, schatz, — спокойно выдает вампир, а я молча киваю, поднимаясь, — я побуду здесь.
— Ненавижу тебя, — скриплю сквозь зубы, двигаясь к двери, — если бы ты знал, как.
— Достаточно было сказать «спасибо», — где-то за спиной выдает вампир.
А я бросаюсь в комнату, преодолевая внутреннее пламя. Голос, что шепчет распахнуть шторы. Взять нож и дать вампиру напиться отравленной крови сполна. Чтобы из ушей шло. Потому что больше я не хочу ничего знать. Даже вдаваться в подробности, что именно он стер. Оставить все там, заколоченное. Ведь явно не просто так я относилась к нему как к человеку, мне не пять лет. Мысли далеко. В том, что я помню в тот вечер. В искусственных воспоминаниях. Там я с Мартинасом наряжаю елку, смеюсь, развешивая дождик. Там пахнет мандаринами, шампанским и неловко порубленным оливье. Там нет алтаря, а только осторожные взгляды и прикосновения. Мы изучаем друг друга уже полгода.
В этот вечер Мартинас говорит, что любит меня.
Первый раз за всю мою жизнь с девяти лет в этом воспоминании почти четырехлетней давности, которого нет, я счастлива.
Глава 22
Четыре года назад
— Мартинас знает о тебе, — скинув шапку, которую сейчас больше хотелось сжечь, громко хлопнула дверью, стряхивая навалившийся на плечи снег.
Замечательно просто. Вампир от меня что-то скрывает, а второй теперь владеет секретной информацией. Молнию на пуховике заело и, немного подтянув, не выдержала, рванув со всей силы. Ушко собачки оторвалось, а сама металлическая часть еще крепче увязла, застряв в районе груди. Откинув от себя ногой ботинок, медленно выдохнула. И почему сейчас так хочется кричать и топать ножками, словно маленький ребенок. Глупая обида, будто мне что-то обещали. Прислонившись спиной к стене, медленно сползла вниз, закрыв лицо руками.
Почему я, несмотря на то, что большую часть жизни изучаю вампиров, вдруг верю ему? В висках стучит от коктейля из вины и разрушенных надежд. Горькое месиво. По телу все еще бегают ледяные мурашки после встречи с Мартинасом. Знобит и хочется закутаться во что-нибудь потеплее. Несмотря на то, что я все еще в пуховике.
Чертова тряпка.
По-хорошему, нечего тут было делать древнему вампиру. Иногда я совершенно не понимала, почему, несмотря на первобытный ужас, что пробирает до костей каждый раз, стоит ему появиться на горизонте, не избавилась от него. Нет, конечно, убить эту тварь задача не из легких, даже если все мы ополчимся против него. Но… Я же знала ответ. Пока Мартинас на нашей стороне — он не на стороне врага. А придумать нечто ужаснее, чем два древних вампира во главе мертвой армии, я не могла. Радоваться нужно, что он здесь. И, конечно, по-хорошему, он прав — именно я должна работать с древнейшим вампиром.
— И? — раздался смешок из кухни.
Стон сорвался с моих губ, пока пыталась сформулировать ответ. Не поймет. Ведь Мартинас точно никому не будет рассказывать. Но почему тогда такое ощущение, что что-то лопнуло где-то в будущем? Словно от моей оговорки изменилось нечто важное.
— Это секретная информация, — выдавливаю из себя, наблюдая за тем, как тающий снег с ботинок натекает в грязную лужицу, — что ты от меня скрываешь?
Едва слышные шаги, неторопливые и расслабленные, раздались в коридоре. Вампир посмотрел на разведенную мной грязь и медленно выдохнул. Расслабленные плечи и устало опрокинутая на бок голова не выдавали и капли напряжения. Вагнер не комментировал ничего, и это молчание раздражало еще сильнее. Вместо ответа напарник опустился на корточки и сжал пальцами непослушную собачку. Кислород закончился сразу, как только его аромат коснулся обоняния. Русая макушка возле самого моего лица заставляла вдыхать глубже, пока вампир возился с надоедливой молнией. Вся решительность испарилась, стоило запустить пальцы в короткие жесткие волосы.
— Ответь, — хрипло проговорила я, мягко перебирая пряди, — он говорил что-то про возраст и я не поняла.
— Мартинас — рожденный, — продолжая возиться с моим пуховиком сказал вампир, а я вздрогнула, — как Самсон.
— Ты серьезно?! — голос тут же перешел на крик, но я даже не заметила, вцепившись в волосы вампира. — И ты молчал об этом? Какое у Мартинаса алиби?
Резкое движение, звук рвущейся ткани, и мне в лицо летит пух. Так я и сама могла. Но почему-то сейчас воздух вокруг испарился и я не могу произнести лишнего слова. Лишь наблюдаю, как белый пух летает по комнате, словно разорвали подушку. А ведь не обманули, хорошая куртка. Обычно перьев натолкают, а тут нет.
— Сим, — я дергаюсь, когда ладонь вампира оказывается на моей щеке, фиксируя голову и не давая отвернуться, — это не он.
— По-моему, ты слишком веришь людям, — шиплю, а на лице вампира расползается усмешка.
— Людям — никогда.
От этих слов я дергаюсь, как от удара. Вампир хмурится, отчего на его лбу тут же появляются складки, а я каким-то чудом выбираюсь из испорченного пуховика. Но, дернувшись вперед, тут же оказываюсь в плотном кольце его рук. Та сила, что так пугала от Мартинаса, обволакивает, а я чувствую, как из глаз тут же вытекают слезы. Сумасшествие. Нельзя было переступать границы, не с ним.
— Schatz, ты — другое, — хрипит он, обдавая мою макушку дыханием, а я сильнее отталкиваюсь, пытаясь вырваться, —
