— численное преимущество бандитов под анархистскими лозунгами, таяло как масло в жаркую погоду.
Колонна выстроилась перед телегами и, под зычные команды вахмистра, четко повернулась, грохнув прикладами винтовок по булыжникам мостовой.
Четкий поворот направо, и перед дворцом стоит жидкая цепочка солдат, а за каждым стоит человек в гражданской одежде и черной матерчатой маске, скрывающей лицо.
— О, хлопці, агітбригада приїхала. У нас в Одесі такого немає. — радостно заорал моряк, высунувшись с любопытством из окна и чуть не выпав под весом аккордеона.
Вперед вышел вахмистр и начал отрывисто отдавать команды, я в местной строевой подготовке не силен и поэтому скромно стоял сбоку.
Двадцать пять солдат, повинуясь команде, приставили винтовку прикладом на мостовую, действуя, как хорошо отрегулированный механизм достали из, висящей на плече, брезентовой сумки, что-то непонятное, через два движения, превратившиеся в желтоватые каучуковые маски с большими круглыми стекляшками вместо глаз. Действуя все так же четко, солдаты натягивали маски и принимали стойку с винтовкой наперевес, превратившись в два с половиной десятка одинаковых, бездушных чудовищ.
Люди в черных одеждах, стоящие за спинами солдат, и мгновенно прекратившие напоминать артистов агитационной бригады, еще более пугая замерших бандитов-анархистов своими черными масками на лицах.
Загорелись многочисленные огоньки в руках чернолицых мужчин, что-то зашипело, разбрызгивая искры и мгновенно под стены дворца, в распахнутые окна и двери, полетели гранаты, что упав, покатились, рассыпая во все снопы искр, после чего вспучились клубами белого, пахнущего горчицей дыма, которые, под действием ветерка от реки, поплыли к дворцу великой княгини.
— Полундра! — заорал моряк, скрываясь в окне, из которого уже клубился дым, кто-то ловко забросил гранату в высокое окно. Через мгновение моряк показался в соседнем оконном проеме. Подхватив граммофон, он гаркнул напоследок:
— Біжіть хлопці, рятуйтеся, це гази. Німці оточили! — чтобы на этот раз уже исчезнуть окончательно.
Большинство из граждан, минуту назад веселящихся перед дворцом, зачем-то бросилось в узкие двери здания, образовав кучу — малу на входе, самые сообразительные бросились прочь, вдоль набережной, оглашая вечерние сумерки тылового города криками о газах, немцах и окружении.
Водитель грузовика, резко бросив машину вперед, так, что из кузова посыпались люди и ящики, с испуга заглушил машину, после чего пару раз попытался крутануть кривой стартер, но после неудачной попытки, бросил машину и нырнул через узкую калитку во двор княжеской застройки. Я из любопытства потрусил следом.
За моей спиной бил в барабан человек в гимназической форменной шинели и матерчатой маске, а цепь солдат в противогазах, выставив вперед штыки, медленно приближалась к дворцу.
Из окон дворца выскакивали и исчезали во темноте улицы Офицерской разнообразно одетые и неодетые люди, мелькнуло полностью обнаженное женское тело. Полюбовавшись колыханием ягодиц полненькой дамочки, что молча обогнав несколько мужчин, забежала за угол коммерческого училища, я подошел к плотно закрытым дверям соседнего корпуса, в котором несколько лет, патронажем, ныне арестованной в Крыму, сестры бывшего императора Ксении Александровны, функционировал госпиталь.
На стук в плотно закрытую дверь раздался голос одного из моих гимназистов:
— Кто там?
— Открывай медведь, сова пришла. — ответил я, бессмысленным для местных, но дорогим для меня, паролем.
Дверь осторожно приоткрылась, и я шагнул в медицинское учреждение.
Из — за спины гимназиста, испуганно выглядывала женщина в бело-серой форме сестры милосердия.
— Господин, тут только раненные! — испуганно пискнула она, увидев пистолет в моей руке.
— Прошу прощения. — я быстро засунул «маузер» в деревянную колодку кобуры: — Прошу простить, что напугал. Позвольте представиться — капитан Котов Петр Степанович, начальник народной милиции по Адмиралтейской части. Прибыл узнать, все ли у вас в порядке. Бандиты уже разбежались, сейчас там дымок выветрится, и мы займем соседнее здание. Надеюсь, будем с вами добрыми соседями.
— Анна Витальевна Березина — женщина по-мужски протянула мне руку, прямо взглянув большими серыми глазами из-под, низко опущенного белого платка.
— Из тех самых, что Рюриковичи? — улыбнулся я, чуть склонив голову.
— Ену что вы. Наш род худороден, пожалован в дворянство только при Александре Освободителе. — кожа рук молодой женщины ее была сухой и чуть шершавой.
— Очень рад.
— Как у вас все прошло? — обратился я к нетерпеливо перебирающем ногами гимназисту, который явно желал доложить об успехе.
Первоначально гимназисты пришли в госпиталь с корзинами, полными пирожков и пачек махорки для раненых. По моему плану, они должны были проследить, чтобы до начала нашей атаки, двери и окна госпиталя были заперты, а возможная паника, в которую могли впасть раненные и медицинский персонал небольшого госпиталя, были пресечены в зародыше. На случай неблагоприятного направления ветра, гимназисты были проинструктированы, как затыкать щели под дверями и делать мокрые марлевые маски.
— У нас все в порядке, шеф. Никого из палат не выпустили, панику погасили. Один раненый полез драться, Никиту ударил костылем, ну Никита его одним ударом успокоил, а потом дал лишнюю пачку махорки, так что раненый весьма доволен, и они уже помирились.
— Хорошо, ребята. Передай всем мою благодарность. Через полчаса подходите во дворец, поможете с обустройством на новом месте.
— Анна Витальевна, мы, конечно, бандитов прогнали, часовых выставим и будем за вашим корпусом приглядывать, но вы все-таки на ночь все заприте, посторонних не пускайте, если будет кто-то в госпиталь ломится, шумите, мы придем на помощь.
— А как шуметь? — не поняла женщина.
— Как хотите, главное, чтобы громко.
