Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
— Под контролем опытных пьяниц, — вспомнил Альберт, уединясь в прихожей с телефонным справочником. — Кто там у нас опытный?
Последующие полчаса были потрачены на изыскание опытных из числа одноклассников и школьных приятелей. Таковых — опытных — обнаружилось аж полтора десятка. Из этого числа посредством вялого анализа были отсеяны все неблагонадежные, а оставшимся четверым Альберт предложил сгруппироваться с конкретной целью — гулять напропалую двое суток подряд. За его счет, разумеется. Но у кого-нибудь на квартире — у него нельзя.
Предложение было принято с энтузиазмом, и уже через час Альберт сидел в теплой компании где-то на окраине Се-веро-Западного района — неблагополучного во всех отношениях рабоче-крестьянского пригорода, в котором проживал одноклассник — сын вдовы утонувшего рыбака Сашка Гуляев по кличке Мотыль.
Начало было воодушевляющим, но как развивались события после пятой рюмки, Альберт помнил туманно. Были какие-то отрывочные эпизоды, различные по яркости и силе впечатлений. Гомон, смех, какие-то крики непонятные. Долго сидели, затем куда-то шли, потом ехали — возможно, даже на мотоцикле с коляской и совсем без шлемов. Там, куда шли или ехали, тоже пили и ели, затем плясали до упаду, опять пили, били кого-то, где-то даже и ногами, кто-то отчаянно визжал и клялся всех перестрелять, а то и взорвать. Кого-то макали башкой в пожарную бочку, желая зачем-то протрезвить, и чуть не утопили — макнули и оставили. Смешно дрыгались ноги, пузырьки такие забавные булькали… Потом бочку опрокинули, и тот, кого чуть не утопили, отчаянно рыгал, пугая спящих соседей утробным рыком — вроде как ночь была на дворе. Девчата там какие-то ржали, как кобылицы некормленые, кого-то тискали и куда-то тащили, танцевали под Киркорова, которого Альберт в нормальное время на дух не переносил. Особенно запомнилась кислая духота какого-то тесного закутка, запах дешевого туалетного мыла и свежей браги в совокупности с обильным потом крестьянки, хорошо покушавшей накануне малосольной селедки. Надсадное ойканье и судороги жаркого женского тела, желавшего во что бы то ни стало прибыть на станцию Приоргазмье, несмотря на полную невменяемость возницы. И невероятная гордость, пробивавшаяся сквозь самогонный морок: вот такой я настоящий мужик, вот так меня бабы любят!
Более-менее придя в себя, Альберт с огромным удивлением обнаружил, что пребывает в уборной головного офиса «Белогорпромбанка» и при этом бос и наполовину наг — то есть из предметов туалета имеет лишь брюки и очки. То, что это был офис, сомнений не вызывало: повсюду виднелись фирменные логотипы, слегка раздваивающиеся и покачивавшиеся — когда Альберт отдыхал в Сочи, там вот таким образом буи на волнах качались. А в том, что именно головной, запойный убедился, выглянув в коридор: смутно вспомнилось вдруг, что он тут бывал раньше, до смерти отца — слесарь тутошний на мопед амортизатор подваривал.
— Однако теперь это чужое. Это Войтова собственность, — вслух сказал Альберт и, прислушавшись к своим ощущениям, нашел их настолько омерзительными, что решил немедля повеситься — благо его брючный ремень из хорошей кожи каким-то чудом остался целым и невредимым.
Попытка суицида не задалась с самого начала. Во-первых, в уборной решительно не за что было зацепить ремень. Все трубы утоплены в стенах, ничего нигде не торчит, везде идеально ровная поверхность и стерильная чистота.
— Погодите, я вам устрою, — пробормотал Альберт, и, разбежавшись от двери, прыгнул боком на оконную раму.
Рама была выполнена из хорошего пластика, стекло оказалось то ли ударопрочным, то ли вообще не стеклом — но все вместе спружинило и пребольно швырнуло прыгуна на пол.
— Гады! — слезно завопил Альберт, поднимаясь с пола и принимаясь выламывать из стойки керамическую раковину умывальника. — Я вам покажу, сволочи…
— Откройте немедленно! — забухали из коридора в дверь. — Откройте, это охрана!!!
— Охрана?! — поразился Альберт, не переставая выдирать раковину. А как же его тогда сюда пустили вообще? Его же не знают здесь! Тем более — такого пьяного. Войтов, что ли, распорядился? Зря, зря он так!
— А нечего пускать кого попало… Хх-ха! — поднатужившись, наш старатель молодецки рявкнул, вырвал раковину и немедля запулил ее в окно.
— Хлюп! — одна створка рамы, совместно со стеклом, не выдержав варварского обращения, вывалилась наружу. Альберт не замедлил присоединиться: вскочил на подоконник, крепко зажмурился и, протиснувшись в образовавшийся проем, прыгнул.
Полет был недолгим.
— Придется дверь ломать, — раздался голос сверху. — Там задвижка крепкая.
— Может, слесаря? — предложил второй голос. — Жалко дверь.
— Дядя Ваня сказал — немедленно, — возразил первый голос. — Немедленно! А уже минуты три прошло. Нет, придется ломать.
— А может, поговорить с ним? — не оставлял надежд второй голос. — Может, сам откроет?
Альберт разжмурился и посмотрел наверх. Бетонный короб, поверху — толстые прутья решетки, на ней сидят двое в униформе, с уоки-токи в руках, озабоченно смотрят на дебошира. И как это он сразу не вспомнил! Это же цокольный этаж — полуподвал, здесь размещается мастерская и хозяйственные службы. Ай-я-яй! Сорвался феерический полет. В корне задушили красивый порыв, гады приземленные.
— Заточили, сволочи! — всхлипнул Альберт, грозя униформистам изрезанным кулаком. — Чего это вы тут устроили у себя?! Погодите — я до вас доберусь! Я вам всем сделаю!!!
— А ты говорил — откроет! — с чувством глубинного профессионального превосходства сказал первый голос и тут же, без тени сомнения, скомандовал в уоки-токи:
— Миша — давай!
Дверь сломали быстро, взяли безболезненно — спрятаться в уборной было негде, а секьюрити оказались втрое здоровее каждый, нежели вандал обалкоголенный, — и по причине легкой победы особенно издеваться над ним не стали: выписали пару поджопников для успокоения, скрутили и притащили к Войтову в кабинет.
— Liberty!!! — воскликнул Альберт, зафиксировав в слегка двоившейся панораме образ дяди Вани. — No pass are ran!!!
— Хорош, — оценил Войтов и, покачав головой, велел ожидавшему у стола толстому здоровяку в деловом костюме:
— Домой его. Парный суточный пост. И… Никольского. Пусть выводит.
— У Никольского уважаю только три вещи, — доверительно икнув, сообщил Альберт. — «Музыкант», «Ночная птица» и «Мой друг — художник и поэт».
— Папина кровь, — сказал толстый, делая знак секьюрити, чтобы вели пленного к выходу. — Дядя Коля, покойник, бывало, как переберет…
— Я тебя узнал! — радостно воскликнул Альберт, узрев в лике дородном знакомые черты — это был начальник службы безопасности, за последние два года растолстевший до неузнаваемости. — Ты — наш СБ. То есть — их СБ. Тебе срочно на диету надо. Это большой риск — с таким весом. Можно не дожить до светлого будущего…
— Точно! — утвердился в первом впечатлении начальник СБ. — Папина кровь…
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
