для того времени Сибири.
— Ах, ваше императорское величество, оные события позволяют мне вспомнить одну анекдотическую историю, — интригующе сказал Андрей Георгиевич и замолчал, глядя на Николая. Он император и он должен решать, говорить ли его писарю (хоть высокопоставляемому, но тем не менее!) или не говорить. Содержание то бунтарское и неприличное для государя.
— И что же? — нехотя заинтересовался император, понимая, или хотя бы, догадываясь об этом, — надеюсь, хоть веселая история? А то слушать про своего же губернатора это уж совсем нехорошо. Так ведь и про себя всякие гадости начнешь слушать и улыбаться!
— Нет, ваше величество, анекдот просто веселый, — успокоил Макурин, — без всяческих возможных доводов и инсинуаций. Мы, чай не злонамеренные бунтовщики — карбонарии.
Он рассказал действительно. на взгляд попаданца, веселую историю на тему «к нам едет ревизор». Н.В. Гоголь все равно уже скоро появится со своим спектаклем. Император хотя бы на первых порах посмеется.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Николай. Оценил: — смешно, но очень глупо и бестолково. Надеюсь, эти события не при мне были?
— Это было еще сто лет назад, в середине XVIII века, тогда и хуже происходило, — успокоил попаданец и уже серьезно заговорил о другой теме, весьма актуальный по содержанию разговора. Начал с характеристики безрассудного в этом отношении генерала.
— Его высокопревосходительство в своем амплуа огорченного героя, — немного саркастически прокомментировал донесение Подшивалова Макурин, — много шума из ничего. Так сказать, нападение древних греков на российскую водокачку. Шум, гам, дикие крики. Мольбы о непременной и срочной помощи. Как будто так и происходит на самом деле.
Отзыв делопроизводителя Николаю заметно понравился.
— Думаешь, не наш? — прямо спросил он у Макурина о Подшивалове, — может нечаянно предать, запаниковав?
Вот как он, однако, поднялся, самого министра может легко подкузьмить, — почти удивился попаданец, — и ведь свалить не свалит, но гадость изрядную на все оставшуюся карьеру подложит. Нет, конечно, Подшивалову он ни за что не «поможет» упасть, но хотя бы теоретическую возможность можно предположить? Тьфу!
— Разумеется, не предаст, — голос Андрей Георгиевич без какого-либо усилия был тверд и убедителен, — я знаю Семен Семеновича по недолгой службе в министерстве. Снизу-то, как правило, очень замечательно министра видно. Даже то, что он считает будто бы крепко спрятано. И я считаю, генерал Подшивалов с вашим императорским величеством будет идти до конца. В известных событиях в декабре месяце на Сенатской площади он без колебаний шел бы с вами. и это без всяких размышлений.
Лед в глазах императора заметно растаял, хотя он и поморщился о восстании декабристах. Кажется, от зримой пропасти генерала отвести кое-как удалось. Однако, не перебдеть бы!
— Вместе с тем, — добавил некоторого негатива Макурин, — являясь вашим искренним и честным поданным, он не является, к сожалению, сторонником проводимых реформ. Ни в коей мере!
-Мда-с, — успокоился и одновременно опечалился монарх, — нехорошо это, когда столбовые дворяне не очень разбираются в идущих в стране преобразованиях. В итоге, сами честные и благородные люди, а, как минимум, не там стоят. Впрочем, я и сам положительно отнестись к этим реформам не могу. И если бы не потребности текущей жизни, не стал бы их стойким автором.
Андрей Георгиевич смутно понял, что наступил тот момент, когда ему без всяких особых усилий удастся провести свой курс и еще раз поговорить с императором о поместье. А то, что ты, ваше величество, консерватор, так об этом знают даже в XXI веке! Но там также знают, что вы человек здравомыслящий и с объективно обстановкой не беретесь в отличие от своего августейшего отца Павла I. И вас можно убедить идти в нужном направлении.
Ваше императорское величество! — сказал негромко Макурин, — я все-таки настаивал бы дать мне в управление выморочное поместье, дабы я мог провести для примера проводимые мероприятия. Очень уж российское общество смотрит на реформы негативно. И главным образом из-за того, что не видит практическую пользу для себя. А ведь даже при небольшом усилении в нужном направлении все будет прибыльно и для дворян и для крестьян. Да и с тем, чтобы переменить, если надо, неудачные выбранные реформы. Одновременно с этим для улучшение народного настроения во всей России проводить мероприятия по обогащению крестьян. Ну и, — застенчиво проговорил Андрей Георгиевич, — немного набить и свой карман. Пусть помещики видят, что реформы идут и в их пользу. Может, хотя бы здравомыслящих удастся убедить.
— Хм, — прочистил горло император, — честно говоря, я думал, что речь может идти только о последнем, — резко перешел на вы, что вообще-то было или на плохое отношение монарха, или на сугубо официальный тон, — вы же нуждаетесь в средствах накануне свадьбы. Я уже раскинул головой о некоторой аренде для вас. Это повсеместная практика и не вызовет никакоговнимания.
Но раз уж вы так серьезно, прямо-таки государственно говорили о курсе наших реформ, то и я могу некоим образом серьезно поразмыслить. Для начала убедите хоть некоторых российских дворян и даже меня. Хоть и я сам автор этих реформ, но все равно в них не верю! Посмотрите на наше прошлое. В прежние времена все преобразования шли только в одну сторону. Как правило, государство желало увеличить свои доходы для удовлетворения постоянных нужд. При чем считалось, что дворяне и так увеличивают свои расходы за счет изрядно растущего жалованья. Кто там еще?
— Крестьяне, — подсказал Андрей Георгиевич, стараясь сохранить хотя бы серьезное лицо, морду по простонародье.
— Крестьяне? — обескуражено сказал император. Ему, похоже, и в голову не приходило, что и простой народ имеет какие-то интересы. Помолчав немного, Николай что-то решил, но, к сожалению, не в ту сторону и заговорил о реформах в целом и о вкладе своего чиновника в частности:
— Скажем так, если вы создадите крупное образцовое поместье с зажиточными крестьянами и богатым помещиком на новых формах хозяйствования, то это будет очень даже хорошо. При том, что свое поместье вы будете открыто показывать всем любопытствующим. В этом случае я, пожалуй, отдам вам поместье Большая Роща навсегда в виде потомственного имения.
Однако же! — несказанно удивился Макурин про себя, — про крестьян здесь уже не скажешь, не поймут уже в это время ни дворяне, ни сам Николай I. Мда-с, остается только подумать о себе и о своих крестьянах. В таком случае китайское проклятие о
