не надобно. А из него хоть мыло делай, или стекло вари, либо крась ткани. А еще в почву вносить можно — тогда урожаи намного богаче станут, зерно и овощи добрые родятся.
— Ах вон оно что?! Подсолнечник, говоришь, да раз он такой, я все свободные пашни им засею. И поташный дом поставлю — знать бы только, как стекло варить хорошее.
— Я знаю, — спокойно произнес Иван. — Тут пески подходящие есть, поташ будет в изобилии — через три года варить стекло будем не хуже венецианского. Свои стеклодувы со временем будут, а хрусталь, это стекло такое особое, во всех землях задорого продаваться будет. Но вот тут секретами делиться ни с кем нельзя, — Иван посмотрел на двоюродного брата, а тот уже сообразил, что к чему и понятливо закивал. Пришлось пояснить:
— Но оконное стекло сразу не получится, а его нужно повсеместно изготавливать и много. Что бы во всех городских домах дома светло было, и особенно на будущих мануфактурах — работникам без хорошего освещения никак, а при лучине тяжко трудится. Потому окна нужны, раз мы решили казенные мануфактуры строить.
— Понял, государь, приказных дьяков торопить буду, и лучших доглядчиков к ним приставлю. А что это в жарехе было, репа какая? На сале и с яичницей вкусна, и под соленый огурчик.
— Это картошка, «земляное яблоко», так, для пробы оставили — семян мало. В земле растет клубнями, если почва добрая несколько штук может быть с кулак размером. Вот, посмотри, какая размером может быть, — Иван протянул Одоевскому два клубня, большой и поменьше. Тот повертел их в пальцах, заинтересованно посмотрел.
— Один сажаешь в огороде, поливаешь, окучиваешь — полдесятка вырастет клубней, но не больше дюжины. Мои смерды вырастили немного в этом году — семь мешков на семена отобрали. Три тебе могу отдать на посадку. Учти — если жито не вырастет, этот плод его заменит, и народ от голодухи спасет. Но лет десять потребуется, чтобы люди понемногу сами научились сей картофель выращивать, а потому на первых порах пусть бояре его опробуют, а народ им не кормить. Животы подтянет с голодухи, воровать начнут клубни, правильно их выращивать. И принуждать никого не нужно — обойдемся без «картофельных бунтов»…
Глава 68
— Государь, царь-батюшка, ваше величество — охренеть можно, и полгода не прошло еще. Коронация состоялась, теперь я полностью легитимный монарх. Все согласно поговорке — из грязи в князи!
Иван невесело рассмеялся, как-то через силу — сегодня вышел самый нервный день за все то время его пребывания в новом для себя мире. выстояли долгую службу в Успенском соборе, где патриарх провел торжественную церемония венчания на царство. Так что только несколько часов тому назад они с Ксенией стали царем и царицей, основав новую династию на самом деле. Он к Старицким не пришей кобыле хвост, самый что ни на есть самозванец, без всякого подмеса, а супруга, хоть и царевна, но легитимность ее отца Бориса Годунова вызывает порядочные сомнения, да и само ее положение после его смерти весьма сомнительное. И что самое хреновое — по Москве слухи поползли — «гулящую девку из-под самозванца принял, тот еще царевич от нее будет, расстриженной монашки».
Видимо, шепоты эти дошли и до Ксении, вот уже три дня они не ели вместе, она ссылалась на недомогание. На службе пришлось поддерживать, но девчонка молодец — продержалась стойким оловянным солдатиком. А когда под колокольный звон и ликующие крики собравшегося на площади народа они вышли вдвоем, то Ксения выпрямилась, ступало величаво — шла павой, истинной царицей — сказывалось воспитание, отец ей привил многое, готовил детей к царствованию заблаговременно.
— Ничего, Приказ тайных дел докопается откуда источник — пока поймали болтунов, но доберемся и до организатора. Вот он дыбой не отделается — все косточки пересчитают, всю кожу под кнутом на ленточки распустят. А там в Сибирь законопатим, в Тобольск!
Иван был зол — двух «шептунов» сдали православные, те переговаривались громко, делясь столь ценной информацией. Вот только время неудачное выбрали — толпа была не настроена их слушать. Избили страшно, стрельцам удалось вырвать их еле живыми. Ничего, подлечат, а там подвесят на дыбу — Дмитрий Никитович «чистосердечные признания» вышибать начнет без всякой жалости — бабенка уже у него висит в подвале, сопли пускает. А боятся есть чего — язык то отрежут, и это самое малое. Причем муж ее, кнута «отведав», выглядит отнюдь не удрученным — сварливая бабенка достала его до печенок, а тут молчаливой станет на всю жизнь, только мычать будет. Ее бы в 21-й век, вот бы «облаивала» всех в интернете, а тут с этим туго — скажут «слово и дело государево», и все — капец!
Доносчику первый кнут — зато если тверд будет в своих показаниях, то часть имущества «злодея» получит, вот такие тут неприхотливые нравы. И правильно — тут анонимками не отделаешься, если за правду стоишь, то открыто поступать надобно. И свидетелей к этому принуждают — молчанием, или «не видел, не слышал» тут не отделаешься, лучше сразу правду говорить, а то пытать будут как ответчика с истцом.
— Гуманизм в правосудии конечно нужен — беременных, детей и стариков кнутом бить не будут, чтоб богу душу не отдали. Но в остальном только после образовательной реформы, когда нравы немного смягчатся, через полвека, никак не раньше — я столько не проживу.
Иван отпил кваса из кружки, не опасаясь, что его отравят — снедь проверяли десятки раз, к тому же возили из армейских запасов, сделанных заранее, для дмитровских стрельцов, что сейчас несли караулы в Кремле — в их верности он нисколько не сомневался. Прислуга во дворце была заменена полностью, до последнего человека, во избежание, так сказать. В приближенных только старицкие и дмитровские, да еще одоевские дворяне и дети боярские с однодворцами, все семейные, бобылей ни одного. И везде перестраховка с круговой порукой, ведь лучший друг любого правителя тайная полиция, осведомители и стукачи.
Проверено историей за множество веков!
Иван походил по теплой горенке, испытывая облегчение, физическое и моральное. Непривычно было без тяжести доспеха, что постоянно носил под кафтаном, все же железная «рубашка» почти полпуда весит, зато не только свинцовую пулю, арбалетный болт может остановить своими «бляшками» поверх колец наложенных. Да еще поддоспешник все же тяжеловат — но как ни странно все пошло на пользу. Он ведь худощавый по комплекции, а тут нужно было быть в теле — и царю, и боярам, худоба считалась для знатных людей неприличной. А тут он всегда «полненький» как
