Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Судный день настал – и теперь только ад, ад навсегда, костры, слезающая кожа, головы чертей под гнойным соусом на завтрак, собственная пузырящаяся кожа на обед, раздирающая смерть на ужин, а с утра все сначала, без неба, без земли, только смерть, только жар и только лед – и не будет этому конца. Почему именно сейчас, я же честно старался – насколько мог. Логично, конечно, – я бы тоже ускорил судебный процесс, если бы знал, что тюрьмы превращаются в курорты. Но меня не спросили, а указали другой путь к прощению – и я почти дошел. Почти, почти, почти кто-нибудь мою память.
Вспышка! вдох! вонь, еще вдох, гной и сера прямо в мозг, в кровь, в пламень моего естества, голова лопнет, глаза человеческие, слезятся, плевать – жив, я жив! Снова жив. Если это жизнь. Если тысячелетия изгнания, отлучения от небес и постоянного умирания – это жизнь.
Ты очень жестокий.
Ну когда я привыкну.
Иблис, безвольно болтая хвостом, опустился на эркер над шестыми вратами ада, рядом с неподвижной фигурой Малака, которому, похоже, и был обязан форсированным нисхождением. Малак, последние тысячи лет руководивший ангельским оцеплением преисподней, при появлении проклятого брата даже пером не повел: так, сложив ручки на коленях, и смотрел в коричневую муть, заменявшую аду воздух. Он-то, как прочие вольнонаемные, вместо мути видел безоблачную лазурь. Гнойная грязь перед глазами была уделом поднадзорных, многие из которых каждый день сходили с ума и сворачивали шеи в попытках оглянуться на синюю чистоту, сияющую сразу за краем глаза.
Иблис попытался разместиться изящно, нога на ногу, хвост на плече, но запутался в пальто, чуть не свалился с шестисотлоктевой высоты на костяные шипы, торчащие из бурливого шевеления, нахохлился, сунув руки в карманы, нащупал платиновый портсигар вице-губернатора, прикурил от когтя, тихонько пустил струйку дыма в лицо Малаку, немедленно получил ее под веки, вытерпел еще полсигареты и все-таки сорвался:
– Ну и чего вы добились? Людей своих любимых загубили – а ведь кланялись им, полцивилизации на рога поставили – и все чтобы меня мордой в миро ткнуть? Приятно теперь, да? Наслаждаетесь победой? Как же, с общим врагом, отступником справились, все на одного, блин, как у вас принято. Сами послали – сами и отозвали, красавцы! И что теперь? За что боролись-то? Мне, что ли, это кипение нужно? Да наоборот! Мне за всех, между прочим, обидно. Ладно, пацанов моих не жалко, хотя они уже вон, – он не глядя ткнул когтем за спину, – как поднадзорные стали, только по хвосту и отличишь. Но грешникам-то за что такая смена режима? Это что, смертные муки? Это что, адское пламя?
Ближайший пример копошился почти под воротами: крупно дрожащий черт на манер гарлемского негра грел руки у коптящей бочки, из которой торчали три вяло орущие головы. Судя по уцелевшим фрагментам причесок, грешники происходили из французского дворянства конца восемнадцатого века и по совести должны были не орать, а распевать задорные куплеты. Стандартная процедура предусматривала вываривание подопечных в индивидуальных котлах с каменным маслом, обеспечивавшим оптимальное соотношение интенсивности и продолжительности мук. Теперь стандартные процедуры считались больно жирными.
Развитие промышленности обнаружило, что ресурсы у этого и того света общие. Соответственно, чем больше человечество выковыривало из недр природных богатств, тем меньше их оставалось в распоряжении врагов человечества.
Пока добытчики увлекались медью, железом и золотом, потери считались несерьезными: техчасть ада просто перешла на оснастку из керамики и тяжелых металлов. Бурный старт углеводородной эры поначалу никого не напугал: та же техчасть перевела процессы с угля и легких фракций нефти на вязкие смеси и газ. Но будущие клиенты накрыли шляпой и эти запасы – и полвека назад в аду были впервые введены лимиты энергопотребления, которые регулярно ужесточались и набирали размах.
Последний десяток лет грешные французы, как и миллиарды остальных подопечных, сотни лет подряд ежедневно разваривавшихся до состояния тушенки, нынешнее подвяливание (триста грамм мазута на рыло) сопровождали воплями по привычке и ради приличия. При этом представители народов, знакомых с банным искусством, уже и не вопили, а нагло требовали от чертей поддать еще парку.
Переводить их в арктическую зону преисподней также было бессмысленно – из-за парникового эффекта, который превратил лютую стужу, изобретательно отламывающую от грешников скрюченные кусочки, в сильный холод, в конечном итоге переносимый даже неграми преклонных годов.
Иблиса, нынешнее существование которого было лишь кратенькой прелюдией к вечной ссылке в ад, иссякание энергоносителей абсолютно устраивало. Акклиматизационные страдания младших товарищей, обслуживавших геенну, его совсем не трогали. Тронула просьба бывших соплеменников – вернее, намек на серьезную награду, ожидающую Иблиса, если он в рамках своих возможностей и полномочий заставит человечество сократить нефтегазодобычу. Когда Иблис уточнил, может ли надеяться на отмену проклятия, контрагенты напомнили, что надежда на рай, как и страх перед адом, управляют жизнью и судьбой всякого разумного существа. Малак как раз эту мысль ему и внушил, вспомнил Иблис и вспыхнул с новой силой:
– Ты же мне и сказал – делай все, что можно, Господь всеведущий взвесит и оценит! Что, мало вешать было? Иран, Ирак, Чечня, три финансовых кризиса, NASDAQ, олигархи эти несчастные, индейцы с неграми, двенадцать энергоблоков в год, термоядерные исследования, биотопливо – я только последнее называю. Я ж пахал, как никто и никогда! Я, что ли, виноват, что они тупые такие, что нефть им божья роса, пропан – звездный ветер, и ничего чище мазута во Вселенной не бывает? Это я, что ли, их такими создал или воспитал, это я подарил попущение и свободную волю? А когда я все, вообще все, делаю – правильно, чистенько и во всеобщих интересах – и наших, и ваших, и глины вашей любимой, – вы что творите? Правильно, сбиваете вертолеты, взрываете бошки и жарите глинку – не я, вы! Вы, которые глинке кланялись и служить обещали, ничего так служба, да, братец? Приятно так служить, при попущении и свободной воле: хотим – даем падшему собрату слово, хотим…
Малак наконец вынул взгляд из неопрятного месива, медленно повернул голову к Иблису – и тот резко замолчал. Не потому, что рассмотрел наконец Малака, похожего не столько на боевого ангела, сколько на оборванного бомжа, причем последний раз, судя по свежим ссадинам на скуле и носу, оборванного вот только что. А потому, что Малак, по обыкновению, не раскрывая рта, позволил Иблису узнать, как выглядит ситуация на самом деле.
Иблисовой выучки хватило, чтобы не лопнуть от мгновенной накачки знанием, но воспринять все сразу он, конечно, не смог. Тысячелетия, проведенные за бортом расы, притопили общий уровень. Раньше он хотя бы умел это скрывать – просто из гордости, – выдерживал паузу со значительным лицом, за которым шло лихорадочное обнюхивание и обгладывание вброшенных данных, но нынешние данные заставили сопровождать процесс невнятными выкриками и шипением:
– Не вы? Врешь ведь… Да. Вы не врете, но почему… Свободная воля, знаю, но… Что, и у вас? В смысле там, наверху, и что именно? Озон, дыра, не понимаю, а, парниковый, да, и что – где вы и где атмосфера? А, ну да. И что, и что? Душно, сыро, нектар горчит, девочки не восстанавливаются, ну да, беда, согласен… Правильно, крайности сближаются – хором станем этим светом, так и встретимся, хо-хо… Погоди, вы что, серьезно?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
