магию во всех спектрах, и магической природы артефактора, взявшегося за дело».
В то время этот постулат так тяжело мне дался, что я не сильно удивилась, что забыла его после того, как ответила по нему на уроке. Но, видимо, постулат был на столько важен, что учитель Глок раз в седмицу возвращался к нему в течение всего учебного цикла, пока я не взвыла и не нажаловалась на учителя всем своим родным.
Да, поступок меня не красит, в то время мне про это сказали все родственники, даже те, кому я не жаловалась, но цели я достигла — учителя сменили.
И вот теперь я вспомнила этот постулат и с удивлением осознала, что во время изготовления ВСЕХ ключей ни разу к этому закону не прибегала. Вернее, игнорировала.
И самое главное, вдруг осознала, что за столько лет впервые поняла значение этого изречения, которое внутренне ненавидела больше чем, наверное, Клевра.
Мне нужен прозрачный чистый камень, внутри которого будет вплетена не только материальная магическая частица, но и моя магия, вернее часть моего пламени, если учесть, что пламя — это и есть природа дроха.
Только вот как сделать камень жидким?
Или жидким он должен быть вначале?
Магия вилась вокруг последней заготовки, частицы Рара (звучит-то как кровожадно) пульсируют внутри, а я плавлю камень, делая его прозрачным. Единственное, не получается сделать чистым — все время происходят переходы от черного в оранжевый и обратно.
Оглянулась по сторонам, понимая, что на последнем этапе меня никто не должен прервать, иначе повторить вновь я это же смогу не скоро. Но я зря волновалась, потому что старшие, да и мелкие тоже, уселись вокруг полога, за которым скрылась тетя Ллой, и на меня не обращают внимания совершенно. Но на всякий случай уплотнила свой полог, делая его дымчатым, а собственную иллюзию выставила снаружи, чтобы хотя бы боковым зрением меня могли видеть и не беспокоиться.
Когда передо мной воспарил жидкий огненно-черный шар с пульсирующей сердцевиной, я обратилась к своему сердцу.
Говорят, пламя из сердца невозможно забрать силой. Его можно отдать только добровольно. Но всегда, почти сразу оговариваются, что это возможно только после двадцати шести лет, а до этого дрох или дрохия даже добровольно не могут отдать свое пламя, отказаться от него. За них это могут сделать либо родители, либо жрец Храма Матери дрохов.
Сейчас я собиралась сделать невозможное — отказаться от части своего пламени.
Потому что ключ нужен последний.
Потому что Врата искажены ритуалом.
Потому что СИЛ МОИ УЖЕ НЕ ОСТАЛОСЬ БРОДИТЬ В ЭТОМ ХАОСЕ!!! ААААА!!!!
И крик мой заглушил полог, потому что ощущения были, словно я реальное сердце выдирала из груди, которое еще бьется и перекачивает кровь.
Только мысли не смогла заглушить, потому на мой полог с разных сторон обрушились Рар и Валер. Били, ругались, обзывались, судя по зверским выражениям морд, но не могли до меня добраться, пока я не закончила и не поместила пламя в центр черного огненного шара.
А потом я обратилась к резерву. Снова. Потому что только он мог заключить жидкую структуру в твердую оболочку камня, да еще сохранить его прозрачность.
В этот раз боли не было. Только слабость и рябь в глазах. Да еще звон, словно хрустальные бокалы легонько ударяются друг о друга. А на глазах наворачиваются слезы.
Я сделала это. Он получился. Ключ-камень, которому стоит дать имя.
Черно-коричневый, с оранжево-красной сердцевиной и огненными вкраплениями и всполохами моего пламени и моего сердца.
Сиалит.
Мой Сиалит.
Глава 25. Прости…
— Молодость… — тихо говорит прабабушка в отдалении, но я слышу ее слова отчетливо, словно она в полушаге от меня. — Беспечность наравне с решимостью и отчаянностью. Только она способна создать то, на что мы с вами никогда бы не решились.
— Она может потерять свое пламя, — мама говорит как-то тускло, словно перегорело что-то у нее внутри.
— Не преувеличивай, Сиушель, — фыркает тетя Камей, которая только что осматривала меня, — и резерв у твоей дочери не вычерпан даже наполовину, и пламя в сердце горит ровно… Жаль, конечно, что эта история с Горианом и Роем сильно ее подкосила, но со временем она и с этим справится.
— ОНА ПРИВЯЗАЛА СЕБЯ К ЭТОМУ АРТЕФАКТУ! — рык получился просто убойный, хоть мама и не повысила голос ну ни на каплю.
Что говорится: «Упс». Неожиданенько. Кто бы мог подумать, что я и на это способна? Вроде не самая сильная принцесса, дар не самый развитый, сила есть, а вектор… как же там бабушка говорит? О, вектор направлен в землю и вместо поиска драгоценных камней бурит скважину, только что из нее пойдет — непонятно: то ли черная горючая смесь, то ли ядовитый взрывной газ, а то вообще грязная вода. Полная таинственность.
Я лежала на тверди, распластав лапы, головы крылья. Слабость была такая, словно у меня ведро крови выкачали для Храма Матери дрохов (никогда, правда, не брали столько — всегда говорили, что это предельная доза для взрослого дроха в крылатой форме — но ощущения всегда описывали одинаковые). И что я удивляюсь — я ведь почти и отдавала свою кровь, правда в виде магии из резерва, так что вялость ощущалась не только в мышцах и мыслях, но и в способности чувствовать окружающую магию — я ее сейчас совершенно не ощущала.
Меня облепили со всех сторон мелкие. Они тихо и медленно, почти по капле, вливали в меня магию, словно я сама ее и не смогу восполнить. Хотя в некотором плане родственники правы: сейчас я не в силах взлететь даже на десятую часть своей высоты, на которой я хотя бы немного могу поглощать магические потоки. А почему именно мелкие? Потому что чем старше дрох, тем сильнее и полноводней у него передача магии, а мне сейчас любой поток, даже самый захудалый, не поглотить.
Ларо и Кассии жмутся к кузине Зумаль, которая осталась следить за моим здоровьем. Все же Зуммаль за это время, что мы в пространстве между мирами бродим, умудрилась развить свои способности в лекарском деле, хотя до похода уверяла всех, что это ее дар останется невостребованным и не развитым.
Мне было на столько лень, что я даже не могла отмахнуться от назойливой мухи, что блуждала по моим крыльям, хотя, откуда муха в этом пространстве?
На деле это был взгляд Валера, который разве что под чешуйки ко мне не залез — так сверлил взглядом. Ощущать этот укоряющий взгляд было… назойливый он какой-то, вот что. Только
