решится спорить, а согласится даже Пьер, который вот уже час стриг меня, покуда я размышлял на тему ухода из дому в чем есть, включая в это понятие и смерть, следующую за мной как пришитая, как будто, да не «как будто», а взаправду, это «моя собственная неприятность», самая сокровенная из всех.
Это Рильке, кажется, говорил о «своей» смерти как о высшей неурядице?
Я размышлял об этом: о том, в чем же все же я уйду, а одновременно неотрывно читал репортаж по итогам матча «Севилья» – «Барса» в Тбилиси. И думал о своем «бегстве в одной сорочке» и мусолил эту спортивную страницу, как вдруг меня буквально загипнотизировал флакон с лосьоном для волос «Флойд», который Пьер вдруг показал мне в чаянии завершить стрижку этим финальным аккордом. Поскольку аромат «Флойда» неизменно напоминал мне о моем дедушке, приверженном этой марке, я резко перевернул страницу – исключительно, чтобы как-то отреагировать – и оказался в разделе «Культура», где с удивлением обнаружил статью Жоана Лейвы, начинавшуюся с того, что хотя Андер Санчес в представлениях и не нуждается, он все же скажет так: «Это было бы столь же излишним, как объяснять, кто такой этот осязаемый человек, чьи книги мы можем прочесть, чьи движения мы можем наблюдать в сети, чей голос мы тоже могли бы слышать. И все же мне кажется уместным охарактеризовать его, ибо речь идет о личности ирреальной, которая то возникает в придуманных им книгах, то исчезает из них. Главный, высший герой их – существо, существующее ради того, чтобы не существовать – нечто вроде дуновения, не рассеивающееся в воздухе».
Особенно меня рассмешило это дуновение, потому что это было в самое, как говорится, «яблочко». Потому что Санчес уже давно носится с идеей покинуть Барселону, однако неизменно возникает впечатление, будто он пытается исчезнуть, парадоксальным образом оставшись. А вот Юлиан никому никогда не морочил голову идеей исчезновения, но он уже несколько дней пребывает неизвестно где, и с тех пор, как был разоблачен, в буквальном смысле духу его нет в квартале Койот. Так кто же он все-таки такой? Он испарился, и теперь не спросишь. Разве что можно немного узнать о нем, прочитав незабываемые слова Даниэле дель Джудиче[56] «Уимблдон»: «Может быть, он обнаружил, что потерпел крах. Меж тем, крахом была вся жизнь его».
Такое случилось и час назад. Я услышал какие-то звуки, словно обитатели квартиры над парикмахерской принялись перетаскивать чемоданы. Продолжалось это несколько секунд, пока я не спросил себя, да уж не сам ли я придумал этот шум, раздающийся в моем, так сказать, чердаке, и не сам ли я там ворочаю чемоданы бытия.
– Мак, Мак, Мак.
Голос мертвеца пытается исправить меня. Ты волочишь за собой, говорит он, невозможность определить, прикончил ты портного или нет, что, в сущности, одно и то же, останется ли твое преступление несовершенным или ты так и не соберешься совершить его, и я в любом случае ускользну от тебя.
Я слышу это, и мне кажется, будто за стеной парикмахерской сидит на полу человек: длинные ноги его обуты в грубые башмаки, а лицо – воплощение самой низменной зависти.
Думаю, мне достаточно было бы крохотной дырочки в стене, чтобы взглянуть на него и тотчас увидеть этого ядовитого человека, который всегда притворяется, будто ему совершенно безразлично, что он не наделен творческим даром, но именно по этой причине брызжет ядом, прямым вмешательством отравляет жизнь окружающих, терроризируя их своим негативизмом, выдаваемым за критический склад ума.
Но, пожалуй, лучше было бы забыть о человеке на полу. Так твердил я себе по дороге домой, но свернув за угол «Балтимора», увидел троих молодых, но уже зрелых классиков, которые не нашли себе места в жизни и сидели на земле, вытянув ноги. Мне показалось, что таких вяло-безразличных лиц не может быть у революционеров-подпольщиков. Может быть, это неведомые гении, но они вроде бы не обладали энергией, которая при правильном использовании стала бы основой нового движения в нашем квартале. Во всяком случае, это были не те парни, что сопровождали племянника-ненавистника в день нашей с ним первой встречи. Однако сильно смахивали на них: походили до такой степени, что я едва не спросил у них, куда это запропастился террорист-негативист Юлиан. Так или иначе, подтверждаю, что создается впечатление, будто кризис заполнил наш квартал непонятыми гениями.
– Беги, Мак.
45
Чем объяснить этот интерес к Марсу? Меня вот, к примеру, он нисколько не интересует. А вот Кармен от него просто с ума сходит. Да и не она одна, разумеется. Марс многих влечет к себе, потому что там есть гравитация, есть атмосфера, есть круговорот воды. Кроме того, эта планета древнее Земли, и, может быть, источник жизни находится именно там.
Источник жизни! Меня ведь это тоже касается, раз уж я так интересуюсь происхождением рассказов. Должно быть, поэтому я в тот вечер согласился вместе с Кармен посмотреть по телевизору старый фильм (категории B) про марсиан. Но перед этим, само собой, едва удержался, чтобы не спросить, почему бы ей не насладиться кино вместе с подлым портным, а меня оставить в покое. Но все же, закусив губу, я предпочел не обнаруживать свою осведомленность и выиграть время, чтобы обдумать правильное решение, которое приму своевременно и не испорчу поспешной и чересчур бурной реакцией.
В «Убийцах из космоса», снятом в 1954 году, главный герой – ученый-атомщик, погибает в авиакатастрофе, однако некие инопланетяне воскрешают его и делают своим шпионом. Мы с Кармен смотрели и попутно ужинали. Еда не лезла мне в горло, потому что портной мерещился мне даже в супе – да, вот именно, в холодном супе, открывавшем нашу трапезу. Я сдерживался изо всех сил, полагая совершенно бесполезным делом начинать с упреков в неверности и тем более – обрушивать град уничижительных фраз по адресу модельера.
Мы мирно отужинали и по окончании фильма отправились на кухню мыть посуду. Кармен мыла, а я вытирал. Все вроде бы шло гладко, как всегда, когда я решаю принять посильное участие в домашних делах. Все шло гладко, без происшествий до тех пор, пока Кармен не завела речь о волонтерах «Марс Уан Фаундейшн» – организации, которая к 2022 году планирует отправить людей на Красную планету и основать там первое внеземное поселение. По их расчетам, продолжала она, полет займет семь месяцев, а жить там они будут в палатках площадью пятьдесят квадратных метров и сами добывать себе пропитание. Особенность этой экспедиции в
