— Не я. Я тогда был дураком, верящим, будто родство что-то значит. Я пытался…Но ему нужна была сиська, а где бы я ее взял? В деревнях, что мы проходили, молока не хватало своим детям, куда уж там чужим…
Еще четверть шага…
Бруни неровно вздохнул.
— Но я добрался. До замка. Не в приграничье, конечно. — Он сжал плечо Хаука так, что посинели пальцы. — Твой отец, мой дед, сказал, что он своих-то выблядков давно не считает, а сыновних… пусть сыновья и разбираются. Дескать, если он будет всех их примечать и признавать, замок превратится в приют.
— Ты мог бы прийти ко мне, — повторил Хаук, словно не замечая, как дрожит нож у его горла. — Потом. Скорее всего, я бы тебя признал. Доказательства ведь сохранились?
Эрик невольно попытался найти в них общие черты. Похоже сложены — только Бруни чуть ниже и легче. Явно недоедал в приюте. И раздаться, заматереть не успел. Линия бровей, форма носа. Серые глаза. Разве что волосы у сына — темные, у отца — русые. Линия подбородка… хотя поди тут пойми, это у Бруни юношеская щетина толком лицо не прикрывала, а под бородой Хаука особо и не разглядишь. И все же…
Эрик обозвал себя слепым дурнем. Похожи, очень похожи. Где были его глаза? Все стало бы ясно куда раньше.
— Конечно сохранились. А твоя молодая жена бы обрадовалась, узнав, что ее дети наследовать не будут?
Еще четверть шага.
— Раньше. Когда я вернулся и принял наследство, до того, как женился. Ты уже был в замке тогда. Адела бы не обрадовалась, это верно. Я бы обрадовался.
— Обрадовался бы, — оскалился парень. — Признал. Конечно, как удобно. Когда надо растить, кормить, ночи не спать, учить всему — ты в приграничье и знать ничего не знаешь. А потом раз — и готовый наследник. Взрослый. Образованный: не стыдно и людям показать. И подучить совсем немного — да и то можно людям приказать с ним заниматься, самому не возиться.
Он помолчал.
— Даже если ты сейчас не врешь, пытаясь сохранить жизнь… Когда ты вернулся, было поздно. Если бы вы приняли меня сразу, напуганного, голодного, я был бы благодарен. Я бы, наверное, вас любил. Я хотел, чтобы у меня был хоть кто-то… Хоть кто-то, кому не наплевать. Но всем наплевать. А когда вышел из приюта, решил, что возьму свое сам. То, что принадлежит мне по праву. Не буду ждать.
Он снова втянул воздух сквозь зубы.
— Да что теперь об этом говорить? Поздно.
— Поздно, — подтвердил Хаук.
«Молчи», — взмолился Эрик про себя, понимая, что сейчас услышит. «Только молчи». Бруни, каков бы он ни был, не дурак. Он не оставит за спиной человека, поклявшегося найти его и отомстить — зная, что этот человек слов на ветер не бросает. Придумает, как и не открыться, и убить.
Тем более что сохранить жизнь отцу он не обещал. Хотя что ему это даст теперь? Убийца не может наследовать за убитым… Может. Если за долю от наследства послать с документами подставного человека. Который будет клясться и божиться, что ни о чем не знал. Рассказал, дескать, по пьяни знакомцу, кто ж знал, что тот решит заделаться самозванцем? Говорил про доказательства? Да мало ли что он говорил? Кто те доказательства видел? А у меня, вон, все как полагается, комар носа не подточит. Нет-нет, только принять дела, сам пока остаться не могу, поклялся, знаете ли, служить одному благородному в приграничье… собственно, по дороге туда мы с этим подлецом и встретились. Тот с отрядом господина останавливался на таком-то постоялом дворе, а я со своим. Кто ж знал, что его господин и есть мой настоящий отец, да примет Творец его душу…
Еще четверть шага вперед. Может, все-таки получится… Нельзя ошибиться, он по-прежнему не может плести, а настоями перерезанное горло не излечить. Хотя где-то у него были и иглы, и шелк, и руками Эрик мог работать не хуже, чем плетениями. Нет, все равно нельзя рисковать. Если нож пройдет неудачно, Хаук истечет кровью прежде, чем он поймает концы рассеченной артерии. Руки — это все-таки не плетения…
А соврать можно много чего. Много чего можно придумать так, чтобы никто не подкопался. В худшем случае — откажут в наследовании, и земли уйдут короне. Но если вспомнить, что говорил Гарди — едва ли. Нет, в худшем случае тот, подставной, решит, что делиться незачем. Но тут уж как повезет, не попробуешь — не узнаешь. Да, наверное, можно и найти ниточки, за которые придется дернуть при случае.
Конечно, самому после такого в замке уже не показаться… Но что помешает назначить управляющего и жить себе припеваючи на присылаемые деньги? Какое-то время молодому наследнику будут спускать с рук нарочитое пренебрежение обязанностями, ведь благородный — это не только пиры и охоты, это и война. В любой миг, когда король прикажет. В том же приграничье.
Хотя почему бы и не показаться? Куда пойдут воины после гибели тех, кому присягали? Возвращаться смысла нет, без оплаты-то. Проще договориться, выбрать главного да и остаться в том же приграничье. Найти нового господина, а то и в разбойники податься. Места здесь суровые, отсюда мало кто возвращается.
Только для этого нужно все-таки прикончить Аделу. Хотя нет, зачем? Сама умрет, оставшись без помощи. Нужно прикончить одного не в меру шустрого одаренного…
Хаук, меж тем, вовсе не собирался быть благоразумным.
— Не знаю, будет ли искать тебя Эрик. Но, клянусь, я тебя найду. Сам породил — сам и убью.
Эрик мысленно застонал. Ладно сам он, балбес нетерпеливый, но Хауку-то в его годы сам Творец велел набраться мудрости…
Хотя какая, к демонам, мудрость, когда человек, несколько раз едва не убивший дорогую тебе женщину, держит нож у твоего горла? Сам-то Эрик ровно потому же не смог притвориться, будто ничего не знает. Стоило только вспомнить, как Ингрид — Ингрид, которая бестрепетно встала рядом, ожидая отряд чистильщиков, пришедший, как они думали, за их головами — рыдала, когда он едва не отправился к Творцу, и в глазах темнело от ярости. Хотелось, чтобы неведомый враг кровью заплатил за ее слезы.
— Ну да, за меня же твоя женушка просить не станет… — Бруни перевел взгляд на Вигге, что возвращался к ним, ведя в поводу оседланного коня. — Стой там. А ты, выродок, ступай за казной.
— Даже если стала бы, — сказал Хаук, словно не слыша. — Урок, что преподал мне Фолки, я выучил. Сколько волка ни корми… — добавил еле слышно. — Надеюсь, рука не дрогнет. Все-таки моя кровь…
— Кровь? — зло расхохотался Бруни. — Ложка малафьи! Вот и все, чего стоит эта ваша кровь. — Он зыркнул на Эрика. — Чего стоишь! Я сказал, за казной!
— Я не знаю, где она хранится, — пожал он плечами.
— А ты знаешь? — мотнул он головой в сторону Вигге.
— Знаю.
— Тогда отдай поводья Эрику, и…
Затрещала за его спиной вспоротая мечом ткань шатра. Ингрид скользнула в прореху. Бруни вздрогнул, начав оборачиваться на звук. Эрик, рвя жилы, метнулся к нему. Хаук успел раньше. Поведя плечом, извернулся, точно кот. Перехватил руку, отводя нож от горла. Вывернул запястье. Поймал выпавший из ослабшей кисти клинок. Ударил.
