— Привет, — почти сразу отозвался тот. Голос у него был задумчивый и как будто неживой, так говорит смертельно уставший человек. Да еще и сквозь зубы, значит, снова курит прямо на рабочем месте.
— Поздравляю с повышением, — сказала Рита. — Ты теперь большой босс.
— Ага, — безразлично ответил Черников, — прямо огромный.
— А как Тарновский?
Ирка сказала что-то насчет парализации, и Рите было реально жалко Тарновского. Все-таки столько лет вместе проработали, и вот нате, инфаркт. А ведь не старый еще мужик.
— Выкарабкается, — сквозь зубы бросил Черников. Он явно был чем-то очень занят и говорил с Ритой только из вежливости.
— Я насчет пятницы, — быстро сказала она, — предупреди, пожалуйста, если передумаешь ехать.
— Зайди, — попросил Черников, — обсудим это дело. Можешь сейчас?
— Хорошо.
Рита поглядела в окно на химеру за кленовыми ветками, взяла за веревочку кусок мыла, и, как недавно Юлька, с минуту дышала терпким сильным запахом. Перед глазами вставали то бескрайние лавандовые поля, то закаты над морем, то белый песок, горы белого песка, хотя последнему было объяснение.
— Эта дюна с каждым годом все больше и больше, она сползает в лес, просто пожирает его. А песок такой мелкий, мягкий, по нему так приятно ходить. Туда мы поднимались по деревянной лестнице, а вниз шли пешком, по песку. Это просто восторг! — доносилось из-за двери. Рита собрала волосы в хвост, потом снова распустила их, накрасила губы и пошла к Черникову.
В кабинете под крышей пахло табачным дымом. Новый глава департамента по безопасности сидел на подоконнике и курил в открытое окно. Кивнул Рите, затянулся, показал ей на свое кресло в торце темного, идеально чистого и пустого стола:
— Сядь туда.
— Да ладно, могу и постоять, — Рита не могла сдержать улыбку. Черников волновался как первоклассник, то застегивал, то расстегивал пиджак, то принимался терзать галстук (новый и очень красивый, идеально под новый темно-синий костюм), не забывая при этом затягиваться дымом. Причем курил что-то крепкое, у Риты запершило в горле, и она замахала руками, отгоняя сизые клубы.
— Собаки не любят запаха табака, ты в курсе? Каштан рассердится на тебя или обидится.
— Разберемся, — Черников выглянул из окна и щелчком отправил туда окурок, — ты садись, садись.
И подвинул ей кресло с высокой удобной спинкой. Рита села, устроилась поудобнее и посмотрела на Черникова. Тот щелкнул мышью, и монитор ожил, появился черный квадрат на белом фоне. Черников стукнул по клавиатуре, но ничего не произошло. Рита смотрела на Черникова и улыбалась все шире, тот сосредоточился на квадрате и терзал в пальцах свежую сигарету. Вдруг квадрат стал серым и появилось изображение. Первые две секунды ничего не происходило, только Рите показалось, что по объективу то ли тряпкой мазнули, то ли веником — мелькнуло что-то полосатое, растрепанное и пропало. Еще несколько мгновений, и она увидела себя, только черно-белую и злую, и сразу узнала место и время: парковка у ТЦ, где Файка-воровка утащила ее сумку с банкомата, а потом слиняла с папашей-покойником на раздолбанном японском корыте. Черников отвернулся и смотрел в окно, Рита не сводила взгляд с экрана. Она уже знала, что будет дальше — шок, ужас, осознание масштаба той бездны, куда только что угодила, и истерика. По-другому назвать происходящее никак нельзя, прям живая иллюстрация к этому выражению. «Я паршиво выгляжу, — мелькнуло в голове, — мне нельзя так психовать, я просто чудовище». Почему-то в этот момент ее больше всего волновало, что Черников видел ее вот такую: растрепанную, озверевшую, потерявшую контроль над собой идиотку. К счастью, скоро на экране появился очкастый дядька, он помотал головой, скривил губы, потом глянул влево и покрутил пальцем себе у виска. Потом сосредоточился на банкомате.
Черников курил, Рита смотрела ему в спину и не могла пошевелиться. В эту минуту она отчетливо понимала, что такое паралич — вроде видит все, слышит и даже дышит нормально, но не чувствует ни рук, ни ног. Их будто вообще нет, вообще ничего нет, кроме этого квадрата на мониторе с застывшими датой и временем в правом нижнем углу.
Черников вышиб в окно второй окурок и сунул руки в карманы.
— Твою карту идентифицировали по предыдущим операциям. Ты снимала по ней наличку в других наших и не только наших банкоматах, то есть занималась обналичкой фальшивок. Это не может продолжаться вечно, ты же понимаешь? И это будет тяжелая статья.
— Да, — кое-как проговорила Рита. Страх не отпускал, окреп, точно мороз под утро, а перед глазами все плыло и покачивалось. Казалось, и сам Черников включился в пляску макабра, он как-то странно мотался около окна, будто не знал, что выбрать — шагнуть наружу или остаться.
— Сдашь меня? — Рита точно слышала себя со стороны. Не она говорила, не ее голос, но, кроме них двоих, в кабинете никого не было.
— Пока эту запись никто, кроме меня, не видел, но я буду делать свою работу, — не поворачиваясь, сказал Черников. Рита встала — ноги были как не свои, пришлось придерживаться за край стола, чтобы не упасть. Постояла, глядя на ставший снова черным квадрат, и тут сердце ухнуло так, что пришлось снова сесть. Черников точно ничего не замечал, или не хотел замечать, все смотрел в окно.
— Я видел тебя в своем доме, — сказал он негромко, — сто раз, наверное. Ты бегала к тому красивому мужику с девятого этажа, он живет в квартире педика и постоянно меняет баб. Он действительно так хорош?
Рита встала, медленно вышла из кабинета и пошла к себе ничего не видя перед собой. И тут откуда только силы взялись, она пришла в себя. Закрыла дверь на ключ, опустила жалюзи, села, встала и заметалась по узкому помещению. Зубы стучали как от холода, колотила дрожь, Рите казалось, что если она остановится, то сразу умрет, вот моментально, как умирают от ножа или от пули. Но быстро выдохлась, ходила, уже еле-еле переставляя ноги, и все ждала, ждала, когда постучат в дверь, когда начнут ломать ее, когда полетят щепки, когда заорет Юлька (а она обязательно заорет!), а Анька смоется, как дворняжка, — они всегда бегут при малейшей опасности. И ничего не происходило, если только не считать, что телефон уже минут пять заливается на все лады и ползает по столу. Номер показался знакомым, Рита только собралась ответить, как телефон умолк.
И через несколько мгновений зазвонил снова, в два раза громче, как показалось. Рита отшатнулась, пошла к двери, остановилась, постояла, глядя в стенку и вернулась. Села в кресло и нажала зачем-то громкую связь.
— Здоро́во, валькирия, — развязно бросили с той стороны. — Готова, говоришь? Тогда сегодня тебя будут ждать. Салон не вариант, назови сама любое другое место и время.
Ницца, Баден-Баден, Париж, Мессина, Ватикан — куда угодно, лишь бы подальше отсюда, от этого поганого городишки, истинной клоаки этого мира, но Рита молчала. На той стороне тоже ждали, но не очень-то терпеливо — то хмыкали, то алекали, то гнусно хихикали, причем казалось, что ее слушают несколько человек. Ну что же, как говорится, двум смертям не бывать.
