убью ее!
Он чувствует, как шнур обматывается вокруг его щиколоток, и вот его ноги уже туго притянуты к связанным за спиной рукам.
Что-то заталкивают ему в рот, какую-то тряпку — наверное, что-то из одежды. Кляп обвязывают вокруг головы, чтобы не выпал. Потом завязывают глаза. Гриффин пытается пошевелиться, но спутан он намертво — ноги надежно притянуты к запястьям. Опять пытается вырваться, но, похоже, лишь еще туже затягивает узлы.
Ему ничего не видно, но он по-прежнему все слышит. Удаляющиеся шаги, шлепанье босых ног Миа — неуверенное, спотыкающееся. Слышит шепот, но не может разобрать, что говорит этот человек. Предполагает, что они в гостиной, и тут дверь закрывается. Теперь не слышно вообще ничего — воображение рисует страшные картины.
Гриффин опять дергается в путах. Ругает себя, что позволил себе оказаться в таком беспомощном положении. Но он был в полусне, он и представить не мог…
Представить что? По-прежнему ничего не слышно. Но тут — голос Миа, умоляющий, упрашивающий. Она говорит: «Нет, не надо, пожалуйста, не надо!» Гриффин пытается крикнуть, но его голос никому не слышен, он лишь без толку мычит в кляп. Опять пытается освободиться, шнур врезается еще глубже. Трется головой о ковер, пытаясь стащить повязку с глаз, выдернуть кляп, что угодно.
Он слышит, как Миа визжит от боли. Слышит, как падает мебель, бьется стекло. Всхлипывания. Плач. Звуки, которые разрывают ему сердце на части. Слезы пропитывают повязку на глазах. Гриффин в беспомощном гневе извивается на ковре, слыша звериный вой жены, повторяющей его имя.
Теперь он уже не чувствует рук, шнур перекрыл ток крови. Но все равно не может освободиться.
Проходят минуты, потом часы. Он совершенно потерял представление, сколько пролежал так на полу. Изо всех сил напрягает слух, чтобы услышать, что происходит в соседней комнате. Время от времени оттуда доносятся крики, обрывки слов, шепот, потом тишина.
И тут щелчок. Открывается дверь. Кто-то рядом с ним в комнате. Гриффин опять рвется в путах и как-то ухитряется приподняться, встав на колени со связанными за спиной руками. Но, прежде чем успевает сделать что-то еще, чувствует, как что-то твердое бьет его в плечо. Потом в живот. Потом поперек лица. Чувствует вкус крови во рту. Нос сломан. Боль разрывает тело, и он падает на пол, но его руки вдруг свободны. Гриффин шарит онемевшими пальцами вокруг, однако удары быстро следуют один за другим, и все, на что он способен, — это попытаться защититься от них, выставив перед собой руки. Чувствует удар по предплечьям, слышит, как ломаются кости.
Нестерпимая мука. Но удары продолжают сыпаться. По спине, по голове. Кровь струится по его лицу. А потом наконец он теряет сознание. И все ускользает прочь.
* * *
Его голос в полной тишине звучит неестественно громко. Гриффин умолкает. Чувствует, как Джесс слегка пошевелилась, видит ее глаза в темноте.
— Перед этим были странные телефонные звонки последнюю пару недель. Звонили и вешали трубку, без единого слова. А однажды я заметил, что калитка оставлена открытой, но не придал этому значения.
Он мотает головой, ощущая привычный стыд от своего провала.
— Нельзя было позволять ему меня связывать! Но он приставлял ей к голове пистолет и говорил, что застрелит ее. Но, зная то, что я знаю сейчас, — то, что он потом сделал… — Голос Гриффина осекается, слова застревают в горле. Он прокашливается. — Лучше б он сразу ее застрелил.
Один-единственный выстрел — это не многочасовое садистское изнасилование. Он читал отчет о вскрытии. Просматривал фотографии. Видел переломанные кости, всю эту кровь. Разрывы и порезы на ее нежной коже. После жестокого избиения ее лицо превратилось в неузнаваемую массу.
Гриффин чувствует, как Джесс ворочается в кровати. Она кладет ему голову на грудь, протягивает руки, чтобы обнять его. Ее ноги переплетаются с его ногами.
Он понимает, что у него дрожат руки.
— Он ударил меня. Вот сюда. — Гриффин берет Джесс за руку и проводит ею по своему виску. Он знает, что там остался шрам и длинная узкая проплешина — волосы там так и не выросли. Сглатывает. — Сломал обе руки, вот здесь, — показывает на свои предплечья, — и четыре ребра. Пробито легкое, частичный перелом третьего поясничного позвонка. Я два дня провалялся без сознания. Я продал тот дом — просто не мог вернуться туда. Меня отстранили от работы как детектива, который не сумел раскрыть даже убийство собственной жены. И теперь я живу в подвале в обмен на то, что охраняю автомастерскую приятеля, и могу прожить очередной день только при помощи сильнодействующих лекарств с наркотой. Жалкое зрелище, не правда ли?
Джесс все еще держит его за руку, и теперь их пальцы переплетаются. Подносит его руку к губам, и он чувствует, как она целует его пальцы.
— Совсем наоборот, — шепчет Джесс.
Глава 48
Он стоит перед зеркалом, чистит зубы. Итак, они нашли его квартиру. Хотя это он сам привел их туда — знал, что это произойдет, так что это совсем не проблема.
Но он все потерял. Все свои пожитки. Все свои призы и сувениры. Так что нужно разжиться другими. При этой мысли его охватывает приятное возбуждение. Вообще-то он молодец. От столького отделался, и они ничего не знают… Он размышляет о том, что бы хотелось сделать дальше, кого взять за основу.
Банди, пожалуй. Этот мужик был, блин, натуральным пионером в своем деле! Можно состряпать что-нибудь в духе его проделок в студенческом сестринстве «Хи-Омега»[44], с четырьмя бабами за один вечер, — две из них убиты, одна оттрахана аэрозольным баллончиком. А у одной Банди даже отгрыз сосок. Правда, на тот момент он уже окончательно потерял контроль над собой. Если б у Теда хватило ума не кусать женщин за ягодицы, он и сейчас мог бы оставаться на свободе. Может, по-прежнему убивал бы…
Он сплевывает зубную пасту, наклоняется к крану, полощет рот. Улыбается. Нет, сам он таких глупостей себе никогда не позволял.
Теперь осталась всего пара дней, а надо так много сделать!
Он припоминает кое-что из читаного — про человека, который убивал своих жертв перед зеркалом. Накидывал шнур на шею, душил, затягивал, а потом вдруг ослаблял. Позволял им слегка вдохнуть, давал им пожить еще секундочку, а потом повторял все по новой. В буквальном смысле наблюдал, как они умирают.
Он чувствует, как твердеет член просто от одной мысли об этом. На что это может быть похоже — наблюдать за болью и страхом в глазах женщины, когда убиваешь
