испорченной душой.
Поначалу маркиз забавлялся, слыша ее речи, и не вмешивался, желая посмотреть, когда же ей надоест. Однако его супруга оказалась куда более неутомимой, а воспитанницы — куда более восприимчивыми, чем он мог себе представить. И вот одним вечером, посетив несколько девушек подряд и выйдя из комнаты каждой неудовлетворенным и глубоко разочарованным, он ворвался в покои жены, которая при его появлении начал нервно креститься, и приказал ей под угрозой наказания не переступать больше порог пансиона. В его гневе маркиза увидела слабость, и это только укрепило ее решимость идти выбранным путем.
Следующим же утром, вдохновленная первым успехом, она вновь отправилась в пансион и продолжила свою горячую проповедь. Ее непослушание привело маркиза в ярость. Сдержав слово, он запер беременную супругу в одной из мрачных каменных темниц в обширных подвалах дома. Там она вдали от своей спасительной церкви провела несколько дней на хлебе и воде.
Испытание оказалось слишком суровым. От холодного сырого подвала, скудной пищи и давящей на нервы темноты у нее случился выкидыш, к немалому разочарованию маркиза, который надеялся на наследника. Он снова начал посещать ее спальню, собираясь зачать другое дитя. Однако едва его нога ступала на порог, как маркиза начинала вслух молиться о спасении его души и не прекращала даже во время самого процесса. На него это произвело поистине ошеломляющее воздействие, и он перестал к ней ходить, потому что под звуки ее голоса, глухо повторяющего молитву, он становился бессилен. И даже красота и юность супруги не помогали.
Решив, что она безнадежна, маркиз удалился к своим воспитанницам. Однако то ли сгущающаяся старость, то ли тягостные распри с супругой лишили его жизнь прежней легкости. Вести из Севильи тоже не радовали: церковники выспрашивали разрешение на проверку его пансиона, желая лично убедиться, что благополучию и целомудрию юных сироток ничего не угрожает. Обстоятельства не оставляли маркизу выбора, и он с великим неудовольствием открыл свой цветник для новых друзей, ища среди них поддержки и заступничества. А чтобы не в меру праведная хозяйка дома не портила его гостям настроение, он приобрел привычку запирать ее в уже хорошо знакомых ей подвалах.
Так прошел первый год счастливой супружеской жизни. Маркиз занимался делами и воспитанницами, а маркиза, страдающая от беспомощности и одиночества, которые становились тем невыносимее, чем чаще в их доме появлялись гости, бесцельно бродила по саду, молилась, сидела в подвалах и снова молилась. Ее религиозность только усилилась и даже начала граничить с фанатичностью, а в душе засел вполне понятный страх, что однажды она окажется запертой в темных холодных подземельях навечно. И каждый раз, оказываясь там, она все больше боялась, что этот раз станет последним. Желая жить, а не сидеть взаперти, она не стала монахиней, однако брак ее оказался полным провалом, а супруг мог лишить ее свободы так же легко, как и монастырь. Может быть, еще немного и она бы сошла с ума, что наверняка устроило бы обоих: и ее, и маркиза. Но судьба подарила ей неожиданного друга.
Боясь новых нападок со стороны доминиканцев, маркиз пригласил в почти заброшенную церковь при особняке некоего брата Франсиско, простого и сговорчивого монаха, такого, чтобы его воспитанницы ходили в церковь, но не ходили дальше. Однако маркиза и брат Франсиско неожиданно подружились. Он стал ее духовником, и именно ему она поверяла все самые сокровенные тайны.
— Может быть, — часто спрашивала она, — мой супруг — мое наказание за то, что я не стала монахиней?
— Если вы не стали монахиней, — отвечал ей брат Франсиско, — то только потому, что ваше призвание ждет вас не в монастыре, а здесь. Только вы сможете спасти грешные души, живущие в этом доме. А пока молитесь за них…
Обретя единомышленника и друга, маркиза успокоилась и, следуя его советам, продолжила усердно молиться. Муж ее спальню больше не посещал, а творившийся вокруг разврат стал казаться ей временным случайным помутнением, которое она просто наблюдает и которое когда-нибудь обязательно закончится. Со смертью мужа, все чаще думала она, молясь не о его здоровье, а о спасении его души. В минуты сомнений брат Франсиско был для нее примером терпения и смирения, и она все реже перечила супругу. Он же в свою очередь за примерное поведение, когда приезжали гости, предлагал ей выбор: подвалы или церковь. Тем более, что для него они были равнозначны.
Так прошел еще один год. А затем в их размеренную семейную жизнь ворвалось нечто непредвиденное. Маркиза получила письмо из монастыря, в котором сообщалось, что к ее юной сестре сватается пожилой богатый мужчина. Напуганная повторением собственной судьбы, она привезла девушку в особняк, взяв с мужа обещание даже не приближаться к ней.
— Охотно! Она такая же, как и вы, — язвительно заметил маркиз, бросив лишь один незаинтересованный взгляд на хорошенькую, румяную девушку. — А мне вас более чем достаточно, моя дорогая…
Надо сказать, что маркиз вполне бы мог сдержать обещание, если бы не одно “но”, которое его в конце концов и погубило. Живая и любопытная сестра маркизы вскоре заметила, что в особняке не все благополучно, и начала выпытывать подробности. Наконец, не выдержав, маркиза расплакалась и поведала ей о всех своих несчастьях: о сластолюбии и развратности супруга, о вертепе, который он устроил под видом пансиона, о его друзьях, которые приходят развлекаться вместе с ним, и о холоде подвалов, в которых она оказывается, когда пытается ему мешать. Ее сестра ошеломленно выслушала, а затем в тот же вечер тайком прокралась к маркизу в спальню и нырнула под одеяло. Он был шокирован: такой вольности не позволяла себе ни одна из его воспитанниц, и такое рвение к обучению он видел впервые. Однако, не став терять времени, маркиз приступил к любимому занятию, забыв о данном супруге обещании, поскольку не считал ни обещание, ни саму супругу чем-то имеющим значение.
В отличие от неприступной праведной маркизы ее сестра оказалась настойчивой и ненасытной. Вскоре все дни она проводила рядом с маркизой, засыпая на ее плече во время очередной молитвы, а ночи — рядом с маркизом, вообще не засыпая до самого утра.
Все бы так и продолжалось, если бы одной ночью не пошел сильный дождь. Истерично бьющиеся о подоконник капли разбудили маркизу, и, закрывая окно, она услышала совсем другие звуки, раздававшиеся из спальни сестры. Напуганная, она поспешила туда и застала не только действие, но и разговор.
— И почему я не женился на тебе? — спрашивал маркиз, бесстыдно лаская юное тело. — Как бы это исправить?..
