Книга Только между нами - Алайна Салах

—И как я, по-твоему, порчу ему жизнь?

—Ты прекрасно знаешь, о чём я. Эти слухи, которые ты распустил о его шпионаже…

Роман насмешливо фыркает:

—Так это я ещё в суд не подал.

Рот наполняет горько-вяжущий вкус, и отчего-то начинает колоть между лопатками. Эмоции, которые, как я думала, не способны ожить, снова поднимают голову. О чём он? Какой, на хрен, суд? Зачем? Это ведь… Нет, это просто в голове не укладывается.

—Перестань издеваться.— От растерянности мне плохо удаётся подбирать слова. Правильные фразы ускользают, оставляя после себя лишь бессвязности: — Хватит, слышишь… Это не смешно.

—Не смешно — это когда твоя жена трахается с твоим малолетним сотрудником,— зло цедит он.

—Ты прав.— Теперь слова, напротив, выбегают одно за другим, сливаясь с отчаянный шёпот: — Это я трахалась с ним. Моя вина. Нужно было вести себя по-другому. Я была замужем. Поэтому разбирайся со мной, а его оставь в покое.

Роман молчит, но на его скулах отчётливо проступают желваки. Может быть, ему не нравится, что я пытаюсь защитить Матвея, или взбесило, что я так запросто произнесла это слово. Трахалась. В любом случае я не могу себя остановить. Нужно заставить его прекратить всё это.

—Ему всего двадцать три. Многие в его возрасте совершают ошибки. Не порть мальчишке жизнь… Он ведь её только начинает…— Сделав паузу, я смотрю на него с мольбой: — Ром, ты же живой человек… Очнись. Поступи по-человечески.

—Я тебя честно предупредил, Стелла. Милосердия для предателей во мне нет.

—Мы, чёрт возьми, никуда не выходим!— взвизгиваю я.—Никто о нас не знает… Чего тебе ещё нужно?

—Ты меня, похоже, не поняла,— выплёвывает Роман, сжимая и разжимая пальцы.— Житья вам не будет. Я ни на каких условиях не собирался благословлять ваше тихое счастье, и меня не устраивает, что бывшая жена позорит моё имя, спутавшись с сопляком. Поживи одна, как положено, и через год-полтора заведи себе нормальные отношения.

—Ты хочешь диктовать, когда и с кем мне встречаться?

—Ну ты же пришла мне диктовать, как поступать с сотрудником, который меня предал.

Ком из дремавших потрясений, страхов и отчаяния начинает бешено вращаться внутри меня, провоцируя неконтролируемую дрожь. Зря я думала, что меня ничем нельзя выбить из колеи. Потому что сейчас, в эту самую секунду, я падаю навзничь и ломаюсь. До последнего надеялась, что остаётся шанс… Что картина сложится, и всё чудесным образом наладится. Ни черта. Сейчас это стало ясно как день.

—Я уеду, понятно?— хриплю я, зажимая трясущиеся пальцы в кулаки.— Мне предложили работу в Питере. Я уеду туда при условии, что ты оставишь Матвея в покое. Не будет никаких судов, интриг и метки предателя. Ты дашь ему нормально жить. Только на этих условиях.

—Не в твоём положении диктовать мне…

—Ни хрена,— перебиваю я.— Мне терять нечего. Боишься, что изваляю твоё имя в грязи? Я это сделаю. Обойду все самые паршивые редакции, дам интервью везде, где меня захотят выслушать, и расскажу, как я изменяла тебе на столе с сотрудником, который даже университет не успел окончить. Буду плакать на камеры, рассказывая, в какую ярость ты пришёл от этой новости и как нанял человека, который его избил. Может быть, я ничего не докажу, да… Твой приятель Скворечников наверняка подсуетился. Но вони будет очень много, и фамилия Родинский станет синонимом рогоносца.

—И за клевету по миру пойдёшь,— гневно рявкает Роман, наваливаясь грудью на стол.

—Возможно. А возможно, и нет. В любом случае наш любовный треугольник без внимания не останется.

Мы сверлим друг друга взглядами. Каждый отчаянно желает выиграть, хотя мы оба знаем, что победителей среди нас нет. Есть двое проигравшихся в пух и прах.

—Гляжу на тебя и думаю,— наконец говорит он,— почему я раньше не замечал, что ты ненормальная?

Приходит мой черёд усмехаться.

—Так, может, стоило лучше смотреть?Ответ мне нужен сейчас. Ты перестанешь обвинять Матвея в том, чего он не делал, и закончишь фабриковать дела. Вообще забудешь, что он когда-либо существовал.

Роман смотрит на меня, прищурившись. Его ноздри раздражённо трепещут, пока он принимает окончательное решение. Быстро думать ему обычно не составляло труда.

—На этой неделе оформим развод, а потом уезжай из Москвы,— тихо и до странности спокойно произносит он. Так он разговаривал со мной раньше.— Посиди год без шума, а потом делай что хочешь. О тебе как о моей жене к тому времени все забудут. Может, кого-нибудь нормального встретишь. Вряд ли ты собиралась рожать от пиздюка-нищеброда.

—Мои будущие дети — это уже не твоё дело,— говорю я, поднимаясь.— Пожелала бы тебе хорошего дня, но боюсь, не хочу.

Из кабинета я выхожу, стремительно теряя зрение. Стены перед глазами дрожат и тают, и лишь серебристое пятно лифта, маячащее впереди, не даёт сбиться с курса. Я слышу, как Ирина роняет безликое «До свидания», но даже не пытаюсь пошевелить ртом. Ещё совсем немного продержаться. Дойти до машины, потянуть на себя ручку и опуститься на нагретое солнцем сиденье. Там ногам не нужно будет меня держать. Там никто меня не увидит.

Я пялюсь в лобовое стекло не менее десяти минут, и всё это время по лицу текут слёзы. Смахиваю их одну за другой, пока ладонь не становится мокрой. Странно, что никак не перестанут. Внутри такая сухость и пустота.

Нащупываю в подлокотнике салфетку, промакиваю глаза, вытираю руки. Телефон. Нужно позвонить.Я нахожу номер Разумеева в списке вызовов и нажимаю зелёную кнопку. Он связался со мной позавчера. Справился, как настроение, и между делом поинтересовался, не надумала ли я взять его проект. До него тоже дошли слухи о том, что я больше не работаю на Родинского.

—Я согласна, Аркадий,— говорю без прелюдий, заслышав деловитое «алло».— Только с одним условием.